Подари мне поцелуй Кейт Доули Дайан Сегер — знаменитая и любимая публикой актриса, но, как всякому талантливому человеку, за профессиональный успех ей приходится дорого платить, поскольку ее завистники только одно умеют делать талантливо — интриговать. В результате их козней Дайан в одночасье лишается любимой работы и любимого человека. Но есть мужчина, который мечтает о ней, гордой и прекрасной, мужчина, который может сделать ее счастливой и подарить ей чудо настоящей любви! Дайан готова поверить ему и впустить в свое сердце, однако ее недоброжелатели не дремлют… Кейт Доули Подари мне поцелуй 1 Дайан Сегер бежала по коридорам «Театра Эдвина Бута». Ее рыжие непокорные локоны вновь выбились из прически. Дайан уже сожалела, что так много времени потратила утром на то, чтобы уложить их. Из-за этого она опаздывала на общее собрание творческого коллектива театра. А ведь Дайан так хотелось, чтобы Итен заметил, как она старается выполнять все его указания и просьбы. Вот и все сегодняшнее утро она посвятила попыткам собрать волосы в некое подобие прически, ведь Итену не нравилось, когда у его актрис был вид растрепанных куриц. Но теперь все усилия пошли насмарку, к тому же никак не удастся избежать нагоняя за опоздание. Итена Колфилда — одного из самых известных и популярных режиссеров Нью-Йорка — никогда не интересовало, почему тот или иной актер поступил не так, как ему, прославленному мэтру, того хотелось бы. И это правило распространялось не только на сценическую площадку. Актрисы перекрашивали волосы, если только мистер Колфилд решал, что ему необходима именно блондинка или брюнетка. Актеры прокалывали ноздри, красили ногти, когда великий Итен решал, что их внешность следует несколько разнообразить. Еще ни один актер не задерживался в «Театре Эдвина Бута» надолго, если он не принимал условия игры режиссера Колфилда. Но Дайан не просто хотела угодить своему главному режиссеру. Она была влюблена в мистера Колфилда с самого первого дня работы с ним. Еще ни один мужчина не вызывал у Дайан такого восторга. Он был знаменит, по-своему красив, интересен не только как мужчина, но и как собеседник. К тому же Дайан считала, что они отлично сработались. За два года ее работы в «Театре Эдвина Бута» у них не было ни одного провала, а четыре пьесы с участием Дайан Сегер в главной роли шли при неизменно полных залах. Да и в других театрах, когда жизнь сталкивала Дайан и Итена, успех сопутствовал всем их постановкам. Ее популярность была так высока, что дирекция театра предложила Дайан продлить контракт не на очередной театральный сезон, как обычно, а на два года. Если бы Дайан так ужасно не опаздывала, она бы непременно заскочила к управляющему и подписала новый контракт, но сейчас следовало спешить на собрание, которое началось уже пять минут назад. И эта пятиминутная задержка могла очень много значить для карьеры Дайан, если бы театр так ею не дорожил. Характер у главного режиссера был жесткий, и уже многим талантливым, но не столь популярным, как Дайан, актерам пришлось искать себе новое место работы из-за нарушений установленных Итеном правил. Дайан остановилась перед дверью, за которой звучали встревоженные голоса ее коллег. Судя по шуму, который напоминал растревоженный муравейник, собрание еще не началось. Поэтому Дайан вздохнула с облегчением. Она толкнула тяжелую дверь и, войдя в небольшой репетиционный зал, приветливо кивнула своим коллегам. — Дайан! Иди быстрее ко мне! Я уже заняла для тебя место, а то тебе опять пришлось бы стоять! — Ингрид Хесон, двадцативосьмилетняя подруга Дайан, приветливо помахала ей рукой, призывая поторопиться. Чтобы пройти к укромному месту, куда Ингрид попыталась спрятаться от всевидящего ока режиссера, Дайан пришлось буквально пробиваться сквозь толпу актеров. — Привет, Дайан! Ты на меня сегодня сердита? — спросил ее кто-то. Она оглянулась. — Привет! Почему ты так решил, Дик? — Потому что ты только что наступила мне на ногу. — Ой, прости, пожалуйста! Ты же знаешь, что в этой толчее сложно не задеть кого-нибудь! — Хорошо, прощаю, но ты теперь просто обязана накормить меня вкусным обедом! — Дик! Я же не виновата, что ты все время голоден и сидишь без гроша! — рассмеялась Дайан. — Так как насчет обеда? — Если к тому моменту, когда я доберусь до Ингрид, еще десяток наших с тобой коллег не потребуют с меня моральной компенсации, так уж и быть, я накормлю тебя. Но только обедом собственного приготовления! — Дайан, прости, конечно, но готовишь ты просто ужасно! Уж лучше я буду голодать! — заявил Дик, и на его лице появилось выражение тщательно отрепетированного ужаса. — Ну как хочешь! Кажется, это единственный способ избавиться от контрибуции. Да, и не пытайся испытывать на мне свои актерские приемы! — Но должен же я на ком-то тренироваться! — Придет Итен, на нем будешь тренироваться! — крикнула Ингрид, которой надоело ждать, пока подруга все-таки доберется через толпу к ней. — Прости, Дик, я всегда люблю с тобой поболтать, но, кажется, Ингрид сейчас не выдержит и сама попытается пробиться к нам. — Нет вопросов, Дайан, удачи тебе! — В чем? — А ты еще не знаешь? — Что я должна знать? — Зачем нас сегодня здесь собрали. — Нет, мне некогда было собирать сплетни. — Я могу и обидеться… — предупредил ее Дик. — Ой, не надо обижаться! Я совсем не это хотела сказать! Ты же прекрасно понимаешь, что мне так же интересно, почему нас сегодня собрали, ведь сроки контрактов истекут только через две недели! Признавайся, Дик, зачем мы все тратим здесь свое время? — Маленькая ладошка Дайан опустилась на его плечо. — На меня это… — кивком головы Дик указал на ее руку, — не действует, ты же знаешь. А раз ты отказываешься кормить меня обедом, я не раскрою тебе эту маленькую, но очень даже тебе интересную тайну. Это и будет моя контрибуция! — Господи, Дик, откуда ты слова-то такие знаешь! — Я все же учился в колледже, несмотря на то что многие уверены, будто я не умею писать! А мой маленький секрет для тебя имеет просто огромное значение. — Дик, ну скажи, в чем дело! — Дайан, детка, тебя уже заждалась Ингрид. Все, пока-пока! — Я этого тебе не прощу! — шутливо пригрозила Дайан. Она вновь начала свое медленное продвижение к ожидающей ее подруге. Ингрид уже просто умирала от нетерпения. Она делала знаки Дайан, прося ее двигаться чуть-чуть побыстрее. Но слишком много людей изъявляли желание пообщаться с Дайан, так что прошло не менее трех томительных для Ингрид минут, прежде чем подруга добралась до нее. — Ну наконец-то! — воскликнула уже всерьез рассерженная Ингрид. — Сколько можно было идти! — Извини, Ингрид, ты так далеко села, что мне, прежде чем добраться до тебя, пришлось поздороваться и перекинуться парой фраз почти со всем актерским составом! — Я не против того, чтобы ты с ними здоровалась! Но не по пять же минут! — Ингрид сердито посмотрела на Дайан. — К тому же я ожидала услышать слова благодарности. Ведь я, заняв тебе местечко, спасла неповторимую Дайан Сегер от гнева великого и ужасного Колфилда. — Спасибо тебе, Ингрид! Но я не поняла, почему ты спасла меня от его гнева? — Потому что, если бы ты не нашла, где присесть, он бы сразу же вычислил, что ты опоздала. — Гм, но я могла и вовремя прийти и не найти места. — А ты попробуй докажи это его сиятельству. — Ингрид! Почему ты так отзываешься об Итене? — Как — так? — Очень нехорошо. Что он тебе плохого сделал? — Лично мне — ничего, он меня боится трогать, спасибо дядюшке Стэнли. Но со всеми не приближенными к Парнасу он обращается просто ужасающе грубо! — Ингрид, ты не права! — горячо возразила Дайан. — Он прекрасный режиссер! Просто гений! Он имеет право требовать от своих актеров многого. — Ага! Ты видела новую прическу Салли? — По-моему, очень симпатичное каре. — Ну, если исключить, что это — парик, а под ним Салли обрита наголо, то, конечно, все очень неплохо. — Что случилось с бедняжкой Салли? — Твоему великому Колфилду понадобилось, чтобы она полностью соответствовала своей новой эпизодической роли. А арестантка, которую предстоит играть Салли, причесана под бильярдный шар. Так что ей пришлось «войти в роль», как любит говорить наш обожаемый Итен. — Я не думаю, что Итен требовал от Салли отказаться от ее роскошных волос! — А он и не требовал. Просто предупредил, что ему нужна лысая актриса. А ты же знаешь, в середине сезона никто не возьмет Салли в другой театр. — Но она могла просто отказаться! — Что равносильно требованию о расторжении контракта. Милая, если перед дирекцией встанет выбор между Салли и Итеном, несомненно, они выберут этого недоделанного Брехта. — Я не хочу верить в то, что ты говоришь. По-моему, каждый человек имеет право на собственное мнение. Я давно работаю с Итеном и до сих пор не могу сказать о нем ни одного дурного слова! И давай закончим этот разговор. Я думаю, Салли тоже частично виновата. — В том, что не лысая? — Ингрид! — возмущенно воскликнула Дайан. — Как у тебя язык поворачивается такое говорить! — Я единственная в этой труппе, у кого поворачивается язык сказать мистеру Колфилду, кто он такой. А все потому, что мой дядя щедро ему платит. — Все, я больше не хочу обсуждать эту тему! — довольно резко заявила Дайан. — Как хочешь, — пожала плечами ее подруга. Несколько минут они молчали. Дайан нетерпеливо постукивала ногой по полу и поглядывала на часы. — Интересно, — как бы про себя заметила Ингрид, — почему мистеру Колфилду позволено опаздывать? Дайан тут же ринулась на защиту своего любимого режиссера. — Мало ли что его могло задержать! — Угу, а тебя, значит, ничто задерживать не может? Спорим, что он даже не извинится, если вообще появится. — Ингрид, я же тебя просила! Можешь обсуждать подобные темы с кем-нибудь другим. Вот, например, пригласи Дика на обед. Он как раз голоден и зол. У вас получится прекрасный диалог. — А это мысль! — почему-то развеселилась Ингрид. — Я давно хочу бросить Тимоти, он мне страшно надоел! Но как-то неловко просто заявить мальчику, что мне стало скучно, а так… «Извини, моя сладенький, но я встретила другого, надеюсь, мы останемся друзьями, я тебе позвоню как-нибудь». — А есть ли разница? — поинтересовалась Дайан. — Между чем и чем? — Ты просто уйдешь или честно ему признаешься, что никогда его и не любила? — Разница, разумеется, есть! Но тебе не понять! Ты у нас однолюбка, причем нашла в кого влюбиться! В плешивого, кривоногого пятидесятилетнего мужика, да еще и собственного режиссера! — Ингрид! — воскликнула пораженная Дайан. — Какие глупости приходят в твою голову! Прав твой дядя, когда говорит, что в этой милой головке нет ничего, кроме симпатичного фасада! — А ты будешь утверждать, что не влюблена | в Колфилда? — Конечно, не влюблена! — Дайан сильно покраснела под пристальным взглядом подруги. — И вообще, я же просила тебя не лезть в мою личную жизнь! — Ну ладно, — легко согласилась Ингрид. — Совсем не обязательно лезть к тебе в душу, достаточно просто намекнуть, и твое честное лицо тут же во всем признается. — Она встревоженно посмотрела на часы. — И где его носит! Пора уже расходиться, а этот старый нахал еще даже не появился! — Кстати, ты не знаешь, зачем он здесь нас собрал? — Неужели ты не в курсе? — Дик начал говорить, но так до конца ничего не рассказал. Он только заявил, что хочет меня немного помучить, это будет контрибуцией за то, что я отдавила ему ногу. — Что значит «контрибуция»? — Ингрид! Ты же окончила колледж! — Ну и что? Никто не может знать всего! — Все же Ингрид немного смутилась. — Так вот о том, зачем мы все сегодня здесь собрались. Величайший из режиссеров, с которым нам выпало счастье не просто жить в одно время, но и работать, решил ставить величайшую из пьес. Сегодня будет объявлено, кто из актеров на какую роль будет приглашен. — А величайшая из пьес это… — Дайан вопросительно подняла тонкую бровь. — Дайан! У тебя же профессиональное актерское образование, полученное в Лондоне! — Ингрид, не ёрничай, пожалуйста! — Ну хорошо, но ты должна была догадаться! Колфилд собрался ставить «Гамлета» господина Шекспира. — Как здорово! — От радости Дайан вскочила. — Я считаю, что каждый уважающий себя театр должен поставить «Гамлета». — Я так и думала, что тебе понравится эта идея. Но это еще не все. Гамлета будет играть сам Джонатан Рид! Уж не знаю, каким чудом Итену удалось затащить его к себе, точнее буду знать, когда поговорю об этом с дядей, но это — факт. А вся наша театральная общественность смотрит на тебя как на героиню. Потому что ты — основная претендентка на роль Офелии. Правда, ходят слухи, что эта новенькая, Сюзанна Элиас, так же может получить эту роль. Ей всего двадцать три и у нее, кроме симпатичной мордашки и покровительства Колфилда, ничего в активе нет. Ни один нормальный актер даже не может себе представить, как эта непропорционально сложенная кукла будет играть Офелию. Так что пока все ставят на тебя. — Ингрид, это самая замечательная новость за последние несколько недель! Я буду играть на одной сцене с Джонатаном Ридом! Это потрясающе! — Теперь понимаешь, почему все хотят поздороваться с тобой за руку? Эта толпа идолопоклонников пытается поймать частичку твоего счастья. А заодно стать чуть-чуть поближе к тебе — вдруг перепадет роль придворных шутов. — Зачем ты так! Они просто за меня рады. — О да! — фыркнула Ингрид. — Я верю, что ты так же непосредственно радовалась бы, если бы вдруг, совсем случайно, роль досталась Сюзанне. — Ингрид, ты очень злая, хотя еще так молода! — Дайан, хочу тебе напомнить, я младше тебя всего на два года. — А мне кажется, что ты до сих пор еще находишься в школе! Так безответственно и по-детски ты себя ведешь! — Ой, только не надо нотаций! Тем более что двору пора склониться в почтительном поклоне. Возрадуйтесь, солнце нашего театра входит в двери! Дайан только покачала головой. Но действительно на пороге репетиционного зала появился Итен Колфилд — главный режиссер «Театра Эдвина Бута». Высокомерным кивком головы он поздоровался со всеми присутствующими. Самый известный режиссер Нью-Йорка был одет в светлый пиджак, потертые джинсы и коричневые ковбойские сапоги. Вокруг шеи Колфилда в несколько кругов был обвит вязаный шарф. Даже в самую жестокую жару режиссер не позволял себе показаться на людях без шарфа и берета. Он считал, что в них выглядит типичным представителем богемы. Итен Колфилд начал в последние годы очень быстро стареть. Он уже всерьез задумывался о пластической операции, чтобы удалить обвисшие складки кожи на лице и убрать второй подбородок — даже яркий шарф уже не мог отвлечь внимание от обрюзгшей шеи великого мастера. — Сегодня он неудачно прикрыл лысину беретом, — довольно громко прокомментировала Ингрид внешний вид своего непосредственного босса. Актеры, которые не очень хорошо относились к режиссеру Колфилду, постарались скрыть улыбки. Но часть коллег гневно повернулась к Ингрид, чтобы попросить быть немного повежливее. Но, заметив, что она явно желает с кем-нибудь схлестнуться, не решились делать ей замечание. Уже давно в «Театре Эдвина Бута» Ингрид боялись не меньше — а некоторые и больше, — чем главного режиссера. Она никогда не стеснялась сказать все, что думает о человеке, ему в лицо. И не многие так легко выдерживали правду о себе. Так что очередная выходка Ингрид осталась безнаказанной. Колфилд укоризненно посмотрел на нее и покачал головой, которая действительно уже активно начала избавляться от излишков волос. Он прочистил горло и хорошо поставленным голосом обратился к актерам: — Я очень рад, что сегодня мы можем без всяких эксцессов в виде опозданий начать наше собрание. — Действительно, все вовремя! — с нескрываемой иронией вновь прокомментировала Ингрид. Колфилд бросил на нее еще один недовольный взгляд. — Я думаю, вы уже знаете, что мы собираемся ставить «Гамлета». Восторженный гул стал ему ответом. — Я очень давно хотел поставить эту замечательную пьесу, но не был уверен, что наших с вами сил хватит для этого. Пьесы Шекспира — традиция нашего театра. Сам Эдвин Бут еще до того, как основал этот театр, играл Гамлета. Собственно говоря, наш театр был основан для того, чтобы познакомить американскую публику с творческим наследием Шекспира. Я считаю, что на нас с вами лежит огромная ответственность, поэтому долго не решался ставить «Гамлета». Но теперь, когда мистер Рид любезно согласился сыграть главную роль, я совершенно уверен в успехе постановки. Все, что нам осталось, — утвердить наших актеров на остальные роли. Итак, я зачитаю вам мой вариант распределения ролей. Если у вас будут какие-то комментарии, после я с удовольствием их выслушаю. — Но к сведению принимать не собираюсь, — закончила фразу Ингрид. Колфилд только нахмурил брови. Он достал листок бумаги и принялся зачитывать список ролей и называть актеров, которых он предпочел бы видеть в этом спектакле. Ингрид была не слишком удивлена, когда услышала свою фамилию в этом списке. — Спасибо, дядя, — только и произнесла она. Когда Колфилд закончил читать, в конференц-зале наступила тишина. Через несколько секунд Дик неуверенно откашлялся и привстал со своего места. — Мистер Колфилд, а кто будет играть Офелию? — Я так и думал, что всех вас сильно беспокоит этот вопрос. Я, к сожалению, не смог определиться в том, кого же из двух претенденток взять на эту роль. Я только могу предложить Дайан и Сюзанне выучить роль, и во время репетиций мы решим, кто больше подходит. А сейчас все могут быть свободны. Он направился к выходу, но невысокая пышненькая блондиночка преградила ему путь. — О, мисс Сью появилась! — воскликнула Ингрид. — Сейчас будет требовать частной аудиенции, чтобы попытаться подлечь под него и, как следствие, получить роль. — Что ты такое говоришь! — одернула ее Дайан. — Я думаю, что Сюзанна очень милая девочка. Ей просто не хватает опыта. Но, может быть, Итен прав и для этой пьесы она подойдет в большей степени, чем я. — Не нужно пессимизма, дорогая подруга! — воскликнула Ингрид. — И пойдем отсюда поскорее, еще не хватало, чтобы вся труппа поняла, что ты по уши влюблена в этого надутого осла! — Я же тебе уже говорила! — попыталась возмутиться Дайан. — Да-да, я прекрасно все помню, но тогда не надо в бессильной злобе закусывать губу, любуясь, как эта крашеная Барби уводит старичка твоей мечты! Хотя, нет, ноги у нее коротковаты для Барби, зато бюст великоват даже для этой куколки! — Ингрид! — А что, ты считаешь, что шестой размер, накачанный силиконом, в самый раз для метра шестидесяти сантиметров роста? И как она не падает? Дайан оставалось только обреченно покачать головой. 2 Сюзанна Элиас была совершенно уверена в том, что роль Офелии достанется ей. Несмотря на то что ей было всего двадцать три года, Сюзанна уже успела понять, какую власть она может иметь над мужчинами. Нынешняя жертва — Итен Колфилд — был просто замечательным трамплином для прыжка в большую жизнь. Ему было сорок шесть лет, он ощутимо начал стареть, явно увлекался алкоголем и от этого старел еще быстрее, но старался скрывать свои пристрастия. Он начинал стыдиться своего возраста. Пытался замаскировать его всеми возможными способами, но из-за его ухищрений обвисшие складки кожи, выпавшие волосы и перламутровые зубы, над которыми изрядно потрудился дорогой дантист, выглядели просто смешно. Колфилду была нужна молодая и красивая женщина, которая бы каждую ночь шептала ему на ухо, что он самый красивый и потрясающий мужчина, которая бы не замечала второй подбородок и отвисший живот. Сюзанна была готова предоставить ему все свое обожание и восхищение им как мужчиной, а не как прославленным режиссером. И, хотя она была весьма посредственной актрисой, сыграть обожание могла без особого напряжения. А сумма, лежащая на банковском счете Итена, необычайно стимулировала вдохновение Сюзанны. Она никогда не стремилась к славе или хотя бы к популярности. Она просто хотела «жить достойно». Единственное, что могло позволить Сюзанне Элиас осуществить ее мечту, было ее тело и лицо, в которые была вложена не одна ночь, проведенная с пластическими хирургами. Сюзанна знала, что, если не захватит Итена Колфилда в свои сети, она может поставить крест на актерской карьере, потому что больше ни один режиссер не захочет иметь с ней дела. Роль Офелии позволит ей оказываться в центре внимания на всяких обедах и ужинах, где можно подцепить мужчину с более толстым, чем у Колфилда, кошельком. А в том, что такой мужчина обязательно появится, она не сомневалась. Когда Сюзанна пришла на просмотр в «Театр Эдвина Бута», она уже твердо знала, что не уйдет, пока не встретится с главным режиссером. Колфилд немало повидал на своем веку девушек, которые бы хотели через его протекцию получить ангажемент в «Театре Эдвина Бута», но Сюзанна его поразила. Видимо, у нее все же имелся определенный актерский потенциал, потому что она заставила Колфилда поверить, будто он — ее давняя мечта. Глаза красавицы светились такой страстью, таким обожанием, что Колфилд не устоял и принял Сюзанну в труппу. Он прекрасно понимал, что дирекция театра будет против молодой, никому не известной актрисы с сомнительными способностями, но Сюзанна уже настолько вскружила ему голову, что Колфилд сам начал верить, в то, что в девочке заложен огромный потенциал и что по прошествии нескольких лет она станет одной из самых популярных актрис во всем штате. Его мнению поверили, тем более что Итен Колфилд никогда не ошибался в подборе актеров. Но, несмотря на все призывы, расточаемые на просмотре, Сюзанна до сих пор не допустила к своим прелестям главного режиссера. Колфилд уже не был уверен в том, правильно ли истолковал влажный блеск в глазах своей протеже. Усомнился он и в собственной неотразимости. И вот теперь, когда Колфилд собрался ставить «Гамлета» и слух об этом событии со скоростью света облетел весь театр, крошка Сюзанна заглянула к нему как-то вечером и со странным блеском в глазах стала рассказывать, как она любит Шекспира. Колфилд решил, что, если он до сих пор не разучился понимать женщин, девочка обещает ему себя в обмен на роль Офелии. Всю жизнь он считал, что режиссер не должен спать со своими актрисами, это будет мешать творческому процессу. Он так и не позволил себе даже легкого флирта с Дайан Сегер, хотя она явно была от него без ума. Но Дайан была слишком хорошей актрисой, чтобы терять ее, если в их отношениях что-то не сложится. В минуты откровенности с самим собой, которые наступали теперь все реже и реже, Колфилд говорил себе, что весь его режиссерский талант состоит в том, что он умеет подбирать актеров. Ни разу его собственные постановочные решения не играли большой роли в спектаклях, Колфилд это прекрасно осознавал, но теперь старался затолкнуть неприятные мысли как можно глубже, чтобы они не беспокоили его темными одинокими ночами. Колфилд чувствовал, как неумолимо подкрадывается старость, и все яснее понимал, что готов на все, лишь бы этими страшными ночами его покой берегла молодая и горячая женщина, рядом с которой он вновь сможет почувствовать себя сильным и мудрым мужчиной. Когда собрание труппы закончилось, Сюзанне удалось поймать Колфилда почти у двери. Она потянула его за рукав пиджака, пытаясь привлечь внимание мэтра к своей скромной персоне. Она смотрела в его водянистые глаза взглядом щенка, побитого хозяином. Колфилду тут же стало неловко, хотя он не мог понять почему. Ему казалось, что он в чем-то виноват перед Сюзанной. — Мистер Колфилд, — обратилась она к нему низким бархатным голосом, — мы так и не успели все обсудить в тот раз. — Да? — Он был явно растерян. — Вы меня так очаровали, что я забыл, о чем мы говорили, — попытался пошутить он. На роскошных ресницах Сюзанны заблестели бриллианты крупных, тщательно отрепетированных слезинок. — Я, конечно, понимаю, что такие, как я, вокруг вас вьются тысячами, но вы так и не рассказали мне, какой видите свою постановку «Гамлета». Может, вы уже и не помните, что это — пьеса моей мечты, я так хотела бы первой узнать, как вы сможете интерпретировать Шекспира, чтобы он стал понятен нынешнему поколению, — добавила она уже совсем тихим голосом. По щекам Сюзанны катились слезинки. — Ну-ну, милая моя, сейчас пойдем ко мне в кабинет, и я вам все расскажу. Колфилд взял под руку улыбающуюся сквозь слезы Сюзанну и повел ее к своему кабинету. Что-то подсказывало Колфилду, что сегодняшний день закончится или его победой над своей похотью, или победой Сюзанны в борьбе с Дайан за эту роль. И он совсем не был уверен в том, что Офелией станет более талантливая Дайан. В то время, когда Сюзанна старательно увлекала в свои сети золотую рыбку в вязаном шарфе, Ингрид тащила Дайан прочь от театра. Дайан вяло сопротивлялась, говоря, что даже ей, приме театра, иногда необходимо быть на рабочем месте. К тому же нужно учить роль для будущего просмотра. Ингрид отмахивалась от всех попыток подруги вернуться в «Театр Эдвина Бута». Она была уверена, что для Дайан будет огромным потрясением случайно столкнуться в коридоре с довольным Итеном и растрепанной Сюзанной, идущими под руку. — Ингрид, ну послушай же меня! — взмолилась Дайан. — Я не могу сейчас уходить, вдруг Итен решит, что Офелию буду играть я, а меня нет в театре! Что он подумает обо мне? — Что ты тоже человек и должна иногда отдыхать. К тому же, прости меня, Дайан, но после того, что я сегодня увидела, выходя из репетиционного зала, я просто уверена, что роль получит крошка Сью. Так что можешь расслабиться. — Неужели ты думаешь, что такую трудную роль поручат девушке, у которой почти нет актерского опыта? — Если ее отрекомендует Итен, то можешь в этом не сомневаться. — Нет, я не верю, что Итен пойдет у нее на поводу. Если даже он решит взять на роль Сюзанну, это будет означать, что она в большей степени подходит для мистера Колфилда, чем я. — Это будет означать, что у Колфилда завелся бес под ребром. — Как ты можешь такое говорить! Он никогда не шел на поводу у своих низменных инстинктов! — А ты его так хорошо знаешь? — хитро прищурившись, спросила Ингрид. — Нет… то есть… я хочу сказать, что работаю с ним уже больше десяти лет и видела, как вокруг него вьются стаи молоденьких девиц. Ни одна из них так и не получила даже малюсенькой эпизодической роли! — Это потому, что он не чувствовал потребности в молодой крови. А сейчас возраст все больше дает о себе знать. — Колфилд не так стар, как тебе хочется думать. — Знаю, ему всего-то сорок шесть! Дайан, если бы ты пила столько, сколько пьет он, то уже давно выглядела бы как египетская мумия! — От волнения Ингрид принялась активно размахивать руками. — Не кипятись! — Дайан поморщилась. Она не любила, когда при ней кто-то начинал активно жестикулировать или, упаси Боже, кричать. Дайан видела, что подругу задело за живое ее упрямство в оценке Колфилда и что она уже готова чуть ли не силой доказывать свою правоту. — Дайан, милая, — чуть спокойнее произнесла Ингрид, — я понимаю, что любовь зла, но ты видела то же, что и я. Сью решила захомутать Итена. Причем он, по-моему, совсем не против. — А может быть, она действительно самородок, который он сумел обнаружить?! — запальчиво предположила Дайан. — Ага, тогда я — гений! Дайан, я умею реально оценивать собственные силы. Поэтому поверь мне, могу оценить и талант окружающих меня людей. Сью — бездарь. Единственная актерская игра, на которую она способна, — обольщение. Я думаю, что именно этим талантом она собирается зарабатывать себе на жизнь. Вот так-то! — веско закончила Ингрид. — Нет, Итен несомненно разгадает ее замысел. Он уже не одну такую повидал на своем веку. — В том-то и дело, что их было слишком много! Да и век у него тогда был еще маловат, сейчас он гораздо больше. Я просто уверена, что теперь он начнет бегать по молоденьким девочкам. Сью его просто — как бы это выразиться?.. — распечатает. — Ингрид, почему ты так уверена в своей правоте? — Потому что у меня есть живой пример перед глазами. Мой дядюшка вновь на днях познакомил меня с очередной милой девушкой, которая скрашивает его одиночество. И, заметь, чем старше он становится, тем чаще меняются «помощницы». Меня это уже серьезно беспокоит. — Тебя волнует, что одна из этих девушек выскочит за него замуж и наследство уплывет от тебя в ее нежные, но загребущие ручки? — весело поинтересовалась Дайан. — И это тоже. Но у меня есть проверенный способ, с помощью которого я борюсь против их поползновений. — Расскажи, — попросила Дайан. — Будешь бороться с Сью? — Нет, просто любопытно, какую гадость ты смогла придумать. — Все просто, дорогая подруга, когда я вижу, что девочка начинает серьезно прибирать к рукам моего дядюшку, я тут же подкидываю ему новую девчонку, еще более симпатичную. Но с их попытками завладеть моим наследством я еще готова мириться, потому что могу бороться. Есть вещи гораздо более страшные. — Что ты имеешь в виду? — То, что они изматывают моего любимого дядюшку. Если я сейчас его лишусь, то не успеет остыть его бренное тело, как меня вышибут из театра, не без содействия твоего обожаемого мистера Колфилда. — Ингрид, я просто не перестаю поражаться тебе! Откуда столько цинизма! — Эх, подруга, это я такая, это жизнь. — Кстати, если бы ты не задирала Колфилда, он был бы не слишком против твоего присутствия в театре. — Действительно, скорее всего он бы меня не замечал. — Что мешает тебе иногда следить за тем, что ты говоришь? — Совесть! Должен же кто-то говорить правду в глаза этому разжиревшему старикану! В ответ Дайан только обреченно покачала головой. — С тобой бесполезно о чем-то разговаривать. Скажи хотя бы, куда ты меня тащишь. — Обедать! Нет ничего лучше взбитых сливок с фруктами от плохого настроения! — А обед? — Ну неудобно же есть один десерт, не пообедав предварительно. — Перед кем неудобно, Ингрид? — Перед своими лишними килограммами. Хватит разговоров! Пора покорять этот город! — Ты ненормальная. — Дайан весело рассмеялась. — За это ты меня и любишь, — совершенно серьезно ответила Ингрид. — Да! Ты еще не слышала последнюю новость о Хелен! — Извини, но кто такая Хелен? — Бывшая подружка нашего звукорежиссера. Так вот, она недавно… О, какие люди! — Ингрид так и не удалось закончить свой рассказ о неизвестной Дайан Хелен. — Эдам Хоули! Какими судьбами в нашем пристанище муз? — Ингрид! Ты меня, как всегда, удивляешь! Ты не знаешь, кто написал «Илиаду», но при этом говоришь о музах! Привет, Дайан, очень рад тебя видеть. — А меня? — задорно поинтересовалась Ингрид. — Тебя я буду рад видеть, если ты расскажешь мне, что такое «музы» и от кого ты услышала такую фразу. — Эдам, ну почему ты такой противный! — Не я такой… — …Это жизнь! — подхватила Ингрид и, когда все закончили смеяться, объявила: — Мы сейчас идем все вместе обедать! — Прости, Ингрид, — ответил Эдам, — но я зашел по делу. Мне надо увидеть Итена. — О! Так, значит, ты будешь продюсировать новую постановку несравненного Колфилда? — А об этом уже знают все? — Некоторые даже играют в пьесе! — хвастливо заметила Ингрид. — Дайан, разреши тебя поздравить с ролью Офелии. — Эдам протянул руку, намереваясь пожать тонкую ручку Дайан. — Эдам, ты не совсем верно понял Ингрид. Это она точно утверждена на одну из ролей. — Да, — подхватила Ингрид, — а твой любимый Колфилд мечется между пышечкой Сью и нашей дорогой Дайан. — Ну, во-первых, — поправил ее Эдам, — я люблю не Колфилда, а одну замечательную женщину, во-вторых, я думаю, после того как я с ним поговорю, он изменит свое решение. — Прошу тебя, Эдам, не делай этого, — тихо сказала Дайан. — Чего этого? — Не заставляй Итена утверждать меня на роль Офелии. Если он под твоим давлением выберет меня, я перестану себя уважать. — Эдам, не спорь с ней, — посоветовала Ингрид. — Она у нас женщина-скала. Если Дайан сказала, что будет так, значит, так и будет. А сейчас пойдемте наконец-то обедать! — Но я собирался к Колфилду! — запротестовал Эдам, когда Ингрид силой потащила его к выходу. — Забудь! — строго сказала она. — Но почему? — удивился Эдам. — Слушай, ты головой в последние дни негде не ударялся? Как Дайан может быть уверена, что ты не станешь говорить с его святейшеством о роли Офелии? — Я дам честное слово! — Это вы с Дайан такие дурачки, что можете верить честному слову! — фыркнула Ингрид. — Я тут единственная, кто сохраняет разум. И я вам говорю: пошли обедать! Итен Колфилд первым зашел в свой кабинет. Он знал, что даму следовало бы пропустить вперед, но телефон очень настойчиво требовал его внимания. Когда же он взял трубку и повернулся к двери, чтобы знаком попросить Сюзанну присесть, он увидел, что девушка закрывает дверь на ключ. В ответ на его немой вопрос Сюзанна начала медленно снимать с себя тонкое шелковое платьице, которое и так толком ничего не скрывало от любопытного взгляда. Легкой горкой бордового шелка оно упало к точеным ногам девушки. Колфилд прижимал трубку к уху, но с трудом понимал, что ему говорит собеседник. Перед ним стояла та самая молодая и горячая девушка, о которой он столько ночей мечтал, ворочаясь на холодных простынях! Она была восхитительно прекрасна. Тяжелые загорелые груди стремились вырваться из небольших чашечек красного бюстгальтера. Тонкая талия просила, чтобы ее обняли сильные мужские руки. Жадный взгляд Колфилда скользил все ниже, и у него перехватило дыхание, когда он увидел золотистый островок, прикрытый красным кружевом трусиков. Он что-то невнятно пробормотал своему собеседнику и бросил трубку на рычаг. Трубка подскочила от того, что удар был слишком силен. В гулкой тишине кабинета короткие гудки ударили по барабанным перепонкам Колфилда. Все так же не говоря ни слова, Сюзанна плавным жестом расстегнула бюстгальтер. Ее полные спелые груди мягко заколебались, получив свободу от стягивавшего кружевного белья. В призывном жесте Сюзанна протянула белые руки к Колфилду. Он сделал первый робкий шаг к женщине, которая вот уже два месяца преследовала его в снах. — Ну что же ты медлишь? — тихо произнесла она и пошла к нему. Ее груди колыхались в такт шагам. Колфилду казалось, что пройдет еще минута — и это гипнотизирующее колыхание заставит его забыть даже собственное имя. Сюзанна подошла к нему и поцеловала его во внезапно похолодевшие губы. Ее маленький язычок медленно начал свою сводящую с ума работу, лаская его нёбо, губы и пытаясь завлечь в эту сладкую игру и его язык. Ее пальчики уже вовсю колдовали над ширинкой джинсов Колфилда. Прошло буквально несколько секунд, и он почувствовал, как пальчики Сюзанны ласкают его напряженное естество. От наслаждения у Колфилда помутилось в глазах. Он стонал под нежными пальчиками своей горячей девочки. Ее груди, казалось, жгли его через тонкое полотно рубашки. Он чувствовал, что через несколько секунд достигнет вершины удовольствия. Колфилд резко отстранил руку Сюзанны и, с хриплым стоном сорвав с нее кружевные трусики, резко повернул Сюзанну лицом к своему письменному столу. — Если ты хочешь, это произойдет именно так, — прошептала она, наклоняясь под сильными руками Колфилда. Молодое и сильное тело, покорное его воле, опьяняло его, как крепкий бурбон. С тихим стоном наслаждения Колфилд вонзился в зовущую, влажную плоть Сюзанны. Он быстро двигался, то врезаясь в ее податливое тело, то возвращаясь обратно. Его пальцы оставляли красные вмятины на золотистой коже ее спины. Итен наклонился к плечу Сюзанны и принялся нежно покусывать ее кожу, а когда все нараставшая в нем страсть вылилась обжигающей жидкостью, со стоном наслаждения вонзился зубами в мягкое плечо. Телефон все так же продолжал слать в пространство короткие гудки, когда Колфилд наконец отпустил нежное тело, которым только что овладел. — Сью, роль твоя, — хрипло произнес он. 3 Эдам вернулся в свой офис в отличном настроении. Он давно так здорово не проводил обеденное время. Ингрид, как всегда, сыпала шуточками и сама же первая над ними смеялась. Но вот Дайан была задумчива и молчалива. Эдам всеми силами старался развеселить ее или хотя бы заставить произносить более длинные фразы, чем «да, конечно». Он видел, что о его влюбленности в Дайан Сегер известно всем, кроме самой Дайан. Но Эдам никак не мог решиться заговорить с ней о своих чувствах. Он прекрасно понимал, что его скорее всего ждет вежливый отказ. Поэтому он немало времени тратил на то, чтобы заставить Дайан хотя бы узнавать его на улице. Но она до сих пор видела в нем просто хорошего знакомого, даже не близкого друга. А Эдаму так хотелось, чтобы со всеми своими бедами и проблемами Дайан обращалась именно к нему! Тем более что они работали в одной сфере, а значит, вполне могли давать друг другу полезные советы. Эдам понимал, что Дайан слишком сильная женщина, чтобы взваливать свои проблемы на чужие плечи. Да и не в ее характере было плакаться кому-нибудь в жилетку. Она слишком привыкла добиваться всего сама. Эдам иногда сожалел, что у его милой Дайан железный характер, но он понимал, что полюбил эту женщину именно потому, что она такая. Он давно мечтал, что когда-нибудь встретит, как он любил говорить друзьям, «настоящую женщину». Мягкую и скромную, но со стальным стержнем внутри. Такая женщина была, ее звали Дайан Сегер. Эдам глубоко вздохнул, пытаясь прогнать несбыточные мечты о той единственной, которую готов был любить всю жизнь. Эдам прекрасно знал, что лучшее лекарство от грустных мыслей — работа, и теперь стремился погрузиться в нее с головой. Он потянулся к телефонному аппарату, намереваясь позвонить Итену Колфилду и договориться с ним о встрече. Колфилд взял трубку только с шестого гудка, когда Эдам уже потерял всякую надежду дозвониться и собирался отсоединиться. — Привет, Итен, это я, Эдам. — О, замечательно, нам как раз нужно поговорить! Я уже утвердил актерский состав для нашей постановки. У меня появились некоторые задумки, я хотел бы обсудить их с тобой. — Отлично, Итен, я как раз сегодня собирался зайти к тебе, пригласить пообедать со мною. Но угадай, кого я встретил по дороге! — Неужели Мэрилин Монро? — несколько неуклюже попытался пошутить Итен. — Нет, во-первых, она никогда не была в Нью-Йорке, а, во-вторых, ей нечего делать в стенах «Театра Эдвина Бута», тем более что Калифорния находится слишком далеко от нашего штата. Попробуй еще раз! — Это кто-то из наших денежных мешков? — Нет, ты вновь промазал! — Хорошо, я сдаюсь! — Я встретил двух очаровательнейших актрис «Театра Эдвина Бута» — мисс Ингрид Хенсон и мисс Дайан Сегер. — Об Ингрид мог бы и не трудиться мне рассказывать, — хмуро пробурчал Колфилд. — Вы все еще на ножах? — А как ты думаешь, с ней вообще-то можно поладить? — Например, у меня отлично получается. Я считаю, что она вообще единственный смелый человек в твоей труппе. — Это потому что в лицо говорит мне гадости? — обиделся Колфилд. Эдам хмыкнул. — Должен же кто-то иногда напоминать тебе, что ты не божество. — Она делает это слишком часто и слишком резко. Как только ее дядюшка склеит ласты, ноги мисс Хенсон в театре не будет! — Зря ты так, Итен. Она неплохая актриса. Я бы даже осмелился сказать, что хорошая. Ей, конечно, далеко до Дайан, но все же она получше многих в твоем театре. Вот, например, зачем ты принял в труппу эту пышногрудую блондиночку? Она же ничего не может и, боюсь, уже никогда ничему не научится. Я не пойму, Итен, тебя что, подводит твой знаменитый режиссерский нюх? — Эдам, я считаю, что мисс Элиас весьма перспективная актриса и… — Не надо вешать мне на уши лапшу! — резко прервал его Эдам. — Я тоже не первый год в этом бизнесе и хорошо знаю свою задачу — сделать так, чтобы спектакль потом принес прибыль. Так вот, милый друг, эта твоя мисс Элиас может приносить прибыль, но только в порнографических фильмах. Извини, что я так резок, но должен же кто-то тебе это сказать! Весь Нью-Йорк гудит уже несколько недель, буквально с первого дня, когда ты потребовал, чтобы эту крошку приняли в труппу. Итен, так нельзя! — Эдам, давай ты не будешь указывать мне, каких актеров я должен подбирать! — раздраженно ответил Колфилд. — Извини, если я тебя обидел, но все же мисс Элиас… — Эдам, она будет играть Офелию. — Да? Так вот, мисс Элиас… Подожди-ка! Что ты только что сказал?! — Я сказал, что взял Сюзанну на роль Офелии. — Надеюсь, дублершей? — Нет, в основной состав. — Значит, так, Итен. Ты сейчас сидишь у себя в кабинете, никуда не выходишь и ждешь меня. Я приеду через двадцать минут, и тогда мы решим вопрос о том, кто будет играть эту роль. — Эдам, я все уже решил. Не трать свое драгоценное время в бессмысленных попытках меня переубедить. — Я сказал — через двадцать минут! И не дай Бог, если тебя не будет. Эдам в раздражении бросил трубку на рычаг. Он не мог понять, почему Колфилд, очень талантливый режиссер, которого даже самые суровые критики готовы были носить на руках, позволяет себе такие выходки. Мисс Элиас безусловно провалит пьесу, даже если остальные актеры будут играть бесподобно. Нет, определенно, Итен сошел с ума! У театральной общественности Нью-Йорка не было ни малейшего сомнения, что роль Офелии получит Дайан Сегер, как самая талантливая актриса штата, да и, наверное, всей страны. И вот теперь Итен Колфилд преподнес всем такой сюрприз. Молоденькая пустышка, из тех, что тучами вьются вокруг прославленных режиссеров, фотографов, модельеров, пытаясь попасть на глянцевые обложки модных журналов, заняла место самой Дайан Сегер! Вот это скандал! Эдам был совершенно уверен, что, назначив мисс Элиас на роль Офелии, Колфилд прогадал. Даже скандал не спасет постановку. Уже через несколько минут после окончания премьерного спектакля весь город будет знать, что режиссер допустил фатальную ошибку. На долгожданного «Гамлета» будут приходить только ради того, чтобы собственными глазами убедиться, что Офелия — пустышка, ноль. И даже знаменитый Джонатан Рид не способен спасти спектакль от провала. Перед Эдамом сразу же встал еще один вопрос: а согласится ли Рид играть с этой куклой? Ведь он именно тот актер, который имеет право капризничать и отказываться играть с тем партнерами, которые его чем-то не устраивают. А в данном случае он будет совершенно прав. И, если великий Рид потребует расторгнуть контракт, нет никаких гарантий, что потом по суду с него можно будет получить неустойку. Эта и еще сотня других мыслей приходили в голову Эдама, пока он ехал к «Театру Эдвина Бута». Он уже был морально готов к тому, что сейчас ему предстоит серьезный бой. Но, когда он вошел в кабинет и увидел, что на ручке кресла Колфилда сидит та самая молоденькая посредственная актриса, до Эдама тут же дошло, что сейчас происходит с режиссером Колфилдом. Колфилд представил их друг другу. — Добрый день, мисс Элиас, — вежливо, но очень холодно поздоровался он с Сюзанной. — Здравствуйте, мистер Хоули! Я так рада с вами познакомиться! Я так наслышана о вас! — Хм, очень приятно. Мне очень жаль, мисс Элиас, но вам придется уйти. У меня конфиденциальный разговор к мистеру Колфилду. — Итен? — Она надула губки и в полной растерянности посмотрела на своего любовника. — Мистер Колфилд, я бы не советовал вам просить мисс Элиас остаться. Боюсь, наш разговор будет для нее не просто не интересным, а слишком неприятным. — Иди, Сью. Потом, когда я освобожусь, я дам тебе знать. Когда за рассерженной Сюзанной закрылась дверь, в комнате повисла противная липкая тишина. Колфилд трясущимися руками перебирал на столе какие-то бумаги, пытаясь сфокусировать на них взгляд. Эдам пристально смотрел на него. Колфилд не выдержал первым. — Ну что тебе от меня надо?! — Как не стыдно, Итен. — Эдам, саркастически улыбаясь, покачал головой. — За что мне должно быть стыдно?! — За то, что пытался спрятаться за юбку этой Сью. — Неправда! — Хотя ты прав, за ее юбку сложно спрятаться, она слишком мала. Вот бюст — другое дело! — Эдам, что ты такое говоришь! — А то, что только девяностолетним старичкам прощаются маленькие шалости, если они вдруг захотели молодого девичьего тела. А ты еще не так стар. — При чем тут это? — При том, что из-за твоего стремления залезть под эту юбку мы можем потерять самый потрясающий проект последнего десятилетия! — Эдам вплотную приблизился к столу и навис над Колфилдом, как коршун над добычей. — Ничего спектакль не провалится! Я уже объяснил тебе, что Сью прекрасно подходит на эту роль. — Да она даже внешне не похожа на Офелию! Никто не поверит, что у сумасшедшей дочери Полония был бюст шестого размера! — Это не главное! Ты сам знаешь! — Да, действительно, главное то, какая она актриса. — Вот видишь! Я говорю тебе о том же! — Так вот, Итен, послушай меня. Может быть, в постели, куда ты, судя по довольному виду, уже успел залезть, она очень даже неплохая актриса, но вот на сцене она ни черта не годится! Не сможет же твоя милая Сью спать со всеми зрителями! — А теперь ты послушай меня, Эдам. Я уже давно не мальчик! Я тоже что-то могу. Я профессионал в своем деле. Я уверен, что Сью отлично сыграет эту роль. — Эту роль, конечно, сыграет! — Какую роль? — удивился Колфилд, он было подумал, что Эдам согласился с его доводами. — Роль любовницы богатенького старичка — вот единственная роль, которая ей доступна, — резко ответил Эдам. — Я требую, чтобы Офелию играла Дайан. — Из-за того что ты за ней волочишься уже несколько лет и все безрезультатно? Колфилд уже не контролировал себя. Он понимал, что Эдам абсолютно прав, но не хотел признаваться самому себе в том, что только ради того, чтобы ночами рядом была Сью, он готов загубить спектакль своей мечты. Теперь же из злости он хотел побольнее ударить Эдама. И если бы Колфилд не был уверен, что, когда дело дойдет до драки, мускулистый и широкоплечий продюсер его не отделает, он кинулся бы на него с кулаками. Так что он решил ударить Эдама словом, что было гораздо больнее и заживало медленнее. — Извинись сейчас же, — металлическим голосом потребовал Эдам. — За что? — с хорошо разыгранным удивлением спросил Колфилд. — Ты же любишь правду. Вот я тебе прямо и говорю, что все давно знают о твоей безумной любви к Дайан. Так что неудивительно, почему в каждой пьесе, которою ты продюсируешь, непременно играет мисс Сегер. — Дайан играет во всех пьесах, которые я продюсирую, потому что она хорошая актриса. Я уверен, что люди будут приходить смотреть на ее игру, что они будут ей верить. — А не врешь ли ты сам себе? А? — Итен, не стоит меня злить. Я уверен в Дайан как в актрисе. Она сделает все, чтобы зрители ей поверили. Она будет работать сутки напролет. А твоя эта Сью, может ли она хотя бы прочитать текст роли? — На что ты намекаешь? — На то, что она выглядит как типичная проститутка, которая не успела даже закончить школу, но, стоит отдать ей должное, отлично овладела искусством прикармливания богатеньких старичков. Офелия не может быть такой. — Она преобразится, вот увидишь! Я научу ее всему, и тогда Сью затмит не только Дайан Сегер, но и самого Джонатана Рида! — Итен так разгорячился, что из его рта летели брызги слюны. Чем дальше заходил этот спор, тем меньше у него оставалось шансов честно признаться самому себе, что ошибся в Сью. Он все больше верил, что она — самородок, который раздобыл искусный старатель Итен Колфилд. Теперь же ему осталось только огранить алмаз и явить миру новое чудо. — Спасибо, что напомнил о Риде, — перебил его розовые мечты Эдам. — Ты уверен, что Рид согласится играть вместе с мисс Элиас? Я, конечно, знаю, что он любитель пышных красавиц, но на сцене он отказывается от любых отношений, хоть как-то выходящих за рамки работы. Так что свою куклу ты под него не подложишь. Да, и еще один немаловажный для тебя момент, касающийся Джонатана Рида. Когда несколько месяцев назад я у тебя спросил, кого бы ты порекомендовал на роль Офелии, ты, не задумываясь, ответил: Дайан Сегер. Я приглашал Рида играть именно с этой актрисой. Он специально ходил на некоторые спектакли с Дайан в главной роли, чтобы понять, хочет ли он играть с этой женщиной. Дайан ему понравилась. А теперь, когда Рид обнаружит подмену, боюсь, он тебя не поймет. Итен, ты наживаешь себе серьезные неприятности, вплоть до разбирательства в суде. Рид отказался от многих более заманчивых в финансовом отношении предложений, чтобы играть роль Гамлета, он может потребовать, чтобы ты возместил ему ущерб. В том числе и те деньги, которые он мог бы получить. — Я одного не понимаю, Эдам, почему ты говоришь, что эти проблемы встают только передо мной? Мы же работаем в команде! — Нет, дорогой мой, команды больше нет. Как только ты отказался прислушаться к моему голосу, я отказываюсь работать с тобой. Если Дайан не получит роль Офелии, ты не увидишь ни цента моих денег и денег моих инвесторов. А еще я вполне могу отговорить многих спонсоров от такого бессмысленного вкладывания средств. Да одно то, что я расстался с тобой в начале проекта, уже говорит о том, что с твоим «Гамлетом» не стоит связываться серьезным людям. — Ты не можешь так поступить со мной! — закричал Колфилд, пытаясь ухватить уходящего Эдама за рукав. — Очень даже могу, — спокойно ответил Эдам. — Отпусти, пожалуйста, мой пиджак. Это не поможет нам понять друг друга. Боюсь, нам ничто не поможет добиться взаимопонимания, пока не уляжется твой гормональный всплеск. — Эдам, запомни, — кричал вслед уходящему продюсеру Колфилд, — я и сам смогу сделать этот спектакль! Давай работать вместе сейчас, потом будет уже поздно! Эдам остановился в дверях и обернулся. — Не смей мне даже звонить, Итен, пока не поймешь, что в этом штате нет актрисы лучше Дайан. — Ну и катись к своей возлюбленной, несчастный отвергнутый рыцарь! Ты так и не понял, что она без ума от меня! Ты дурак, Эдам, вот и остаешься в дураках! — Не смей мне звонить, даже когда поймешь, что ты не прав. Голос Эдама звучал совершенно спокойно, но что-то в его взгляде заставило Колфилда понять, что, если он скажет еще хоть слово, Эдам просто убьет его. — Катись отсюда, — тихо, сквозь зубы произнес он. Эдам вышел из кабинета, не потрудившись закрыть за собой дверь. Колфилд без сил рухнул в кресло. Он понял, что именно сейчас ему необходима мягкая и нежная Сью. Сью, которая все понимает и позволит ему избавиться от лишних проблем. Колфилд поднял трубку телефона. Когда Эдам шел по коридорам театра, актеры, даже те, кто был с ним близко знаком, рассыпались в стороны и старались сделать вид, что не заметили его. Но Эдам не обращал ни на кого внимания. Он старался быстрее выйти из этих мрачных коридоров. Он думал о том, что театр очень странно устроен, парадная его часть красива и светла, а коридоры, по которым каждый день туда-сюда, как муравьи в муравейнике, снуют служители Мельпомены, темны и убоги. Он не помнил, как давно дирекция выделяла деньги на ремонт актерских гримерок и административной части здания. Вот так же и человек. Вроде бы знаешь, что он красивый, добрый, смелый, талантливый, а стоит только заглянуть за фасад, тут же видишь все убожество. Кто-то окликнул Эдама, погруженный в свои мысли, он сразу понял, кто пытается добиться его внимания. В полутьме очень сложно было рассмотреть лицо, тем более что человек бежал к нему от источника света. Эдам предположил, что это Колфилд послал кого-то вдогонку за ним. Он не был готов простить режиссеру его легкомыслия и оскорбительных слов в свой адрес, но все же от проекта отказываться не хотел. Разглядев, что к нему торопится Ингрид, Эдам сразу же понял, что вестей от Колфилда ждать не приходится. Ингрид была последним человеком, которого Колфилд молил бы о стакане воды, если бы умирал от жажды в знойной пустыне, а чтобы умолять ее догнать Эдама, который только что сильно его обидел… Нет! Это было бы выше скромных сил режиссера. — Еще раз здравствуй, Эдам! — В голосе Ингрид уже не было того беспечного веселья, которое колокольчиком звенело в нем все утро. — У меня плохие новости. Колфилд сошел с ума, хотя нет, это, может быть, еще и ничего, если его в дурдом заберут, но то, что он взял на роль Офелии эту ходячую рекламу пластической хирургии!.. Это ужасно! Ты должен на него повлиять, в конце концов, ты даешь ему деньги! — Ингрид, милая, — Эдам постарался, чтобы его голос звучал как можно спокойнее, — я только что говорил с Итеном. Он даже слышать не желает о других кандидатурах. И я больше не продюсирую этот спектакль. Так что все, что было в моих силах, я сделал. — Это ужасно! Бедная Дайан! — Да, ее действительно жаль. Она, как никакая другая актриса, заслужила роль Офелии. Самое ужасное, что она бы с ней отлично справилась! — Нет, Эдам, самое ужасное в том, что Дайан считает, будто ее обожаемый режиссер принял верное решение. Она твердит, что не будет спорить с Итеном хотя бы потому, что слишком сильно уважает его мнение. Он, понимаете ли, никогда не ошибался! А я ей пытаюсь втолковать, что все когда-то случается в первый раз! Я ведь права, Эдам? — Да, Ингрид, к сожалению, ты права. Передай, пожалуйста, Дайан, что я ей искренне сочувствую, и, если она захочет уйти из театра, пусть только позвонит мне. Многие интересуются, не желает ли она сменить место работы. — А может быть, ты сам ей позвонишь? — Ингрид хитро посмотрела на него из-под полуопущенных ресниц. — И ты, Брут! — воскликнул Эдам, театрально закатывая глаза. Ингрид нахмурилась. — А почему же ты назвал меня каким-то Брутом? — Милая Ингрид! Может быть, твой дядя все же потратит хоть немного денег, чтобы нанять тебе репетиторов? 4 Когда Сюзанна вошла в кабинет главного режиссера, она увидела странную картину: великий Итен Колфилд, вооружившись огромным бухгалтерским калькулятором, пытался что-то подсчитать. — Что ты делаешь, пупсик? — спросила удивленная Сюзанна. — Считаю, — грубо ответил он. — Я что-то не так сделала? — голосом, полным готовых политься ручьями слез, спросила Сюзанна. — Нет, извини, — хмуро и резко ответил Колфилд. — Ты ничего не сделала, это все Эдам виноват. — Он расстроил моего сладкого мальчика? — Сюзанна, покачивая пышными бедрами, начала приближаться к заваленному бумагами столу. — Сью, детка, сейчас не время, — попытался сопротивляться ее натиску Колфилд. — Время есть всегда, — тихо прошептала она, нежно касаясь мягкими и теплыми губами его щеки. — Давай бросим все и уедем сейчас? Ведь мы можем поехать к тебе домой? Ты говорил, что у тебя потрясающая кровать… — Сью, милая! — предпринял Колфилд еще одну попытку спастись. — Если ты сейчас же не прекратишь, я не смогу закончить важное дело. Будь добра, подожди с этим. — А разве есть что-то важнее меня? — обиженно надулась Сюзанна. — В принципе нет. Но сейчас я пытаюсь понять, хватит ли у меня денег для того, чтобы поставить «Гамлета» с твоим участием. — А почему тебя должен волновать этот вопрос? — Потому что я режиссер. — Но ведь такими вещами занимается продюсер? — У меня теперь нет продюсера для этой пьесы. Эдам ушел, хлопнув дверью. — Ах! Как же нам теперь быть?! — воскликнула пораженная новостью Сюзанна. — Теперь нам придется все делать самим, моя кошечка. Поэтому я и прошу тебя не мешать мне. — Милый, я могу помочь тебе! — Интересно, как? — хмуро спросил Колфилд. — Я могу готовить для тебя кофе, могу делать тебе массаж шеи… Только не прогоняй меня, пожалуйста, я только нашла тебя! Я хочу постоянно чувствовать, как бьется твое сердце! — Хорошо, Сью, можешь остаться в кабинете, но только не мешайся под ногами и не лезь с дурацкими вопросами! Через несколько минут в комнате воцарилась мертвая тишина. Колфилд погрузился в расчеты, а Сюзанна замерла в тупом оцепенении. Но она не могла долго сидеть без движения. Через несколько томительных для нее секунд Сюзанна потихонечку достала маленькую пилочку и принялась обрабатывать свои роскошные коготки. Едва слышный, но очень раздражающий звук поселился в гробовой тишине кабинета. Погруженный в работу Колфилд несколько раз пытался отмахнуться от него как от назойливой мухи, но вскоре понял, что источник этого звука вовсе не насекомое. — Сью, кошечка, прекрати, пожалуйста! — попросил он, недовольно морщась. — Что прекратить? — не поняла Сюзанна. — Прекрати издавать эти отвратительные звуки! — вспылил Колфилд. Сюзанна расплакалась. Прозрачная слезинка покатилась по ее фарфоровому, тщательно загримированному личику. Он закусила нижнюю губку, и на ее лице появилось именно то хорошо отрепетированное перед зеркалом выражение, которое так заводило мужчин. Сюзанна с обидой посмотрела на Колфилда. — Почему ты злишься на меня? Разве я виновата в том, что вы с Эдамом рассорились? — Нет, конечно, не виновата, но все же я не могу работать, когда ты издаешь такие противные звуки! Знаешь, что, кошечка, сходила бы ты погуляла. — Но я не хочу просто так бродить по театру! Мне же тоже бывает скучно! — Тогда иди в библиотеку, возьми Шекспира и учи свою роль в гримерной. Не зря же я тебе отвел отдельную гримерную! Мы начинаем репетиции через неделю. — Ой, еще так много времени! — Я прошу тебя сделать это для меня, — напряженным голосом произнес Колфилд. — Хорошо-хорошо, пупсик, как скажешь! — Сюзанна сразу же поняла, что сейчас с ним лучше не спорить. Она поспешно встала и вышла из кабинета. Колфилд с облегчением вернулся к своим расчетам. С томиком трагедий Шекспира в руках Сюзанна шла к гримерным. Она с видимым отвращением посматривала на книгу, пытаясь придумать, как же ей заставить себя просто прочитать эту пьесу, а не то что выучить наизусть. Но Сюзанна прекрасно понимала, что еще не настолько завладела Колфилдом, чтобы позволять себе капризы. Она решила хотя бы создать видимость активной работы, а там будет видно. Когда речь шла о ее судьбе, Сюзанна проявляла чудеса усидчивости и работоспособности. И вот теперь ей было необходимо стопроцентно удостовериться, что для того, чтобы полностью завладеть Колфилдом, ей необходимо выучить эту дурацкую роль. Иначе желание поработать у нее категорически не просыпалось. В глубоких думах о том, можно ли как-то обойтись без заучивания наизусть, Сюзанна в темном коридоре с кем-то столкнулась. Она удивленно подняла глаза на того, кто осмелился заступить дорогу любовнице главного режиссера, — а Сюзанна была уверена, что уже весь театр в курсе того, что произошло в кабинете Колфилда. Новость, несомненно, подтвердило сообщение о назначении ее на роль Офелии. Большинство актеров, которые раньше ее отказывались замечать, вдруг начали с ней не просто здороваться, но и пытаться обсудить последние новости. Сюзанна еще не очень хорошо разбиралась в хитросплетениях взаимоотношений труппы «Театра Эдвина Бута», но прекрасно понимала, что сплетни, которые она уже успела выслушать, предназначались не столько для ее ушей, сколько для слуха Колфилда. С одной стороны, это ужасно раздражало Сюзанну, потому что она все же в глубине души хотела, чтобы ее признавали не как приложение к режиссеру, а как самостоятельную актрису. А с другой стороны, ее сильно веселило то подобострастие, с которым ей передавались самые грязные и гнусные сплетни. К тому же, что сильно поразило Сюзанну, сюжеты многих сплетен были одинаковы, различались только действующие лица. И вот в темном коридоре кто-то осмелился не заметить ее, саму Сюзанну Элиас, женщину великого Итена Колфилда! Сюзанна, которой пришлось по вкусу подобострастие коллег, была так поражена этим происшествием, что на несколько секунд утратила дар речи, и это позволило ее противнице сделать первый выпад. — О! Наша порнозвезда! Дашь автограф? Конечно, только Ингрид Хенсон могла так непочтительно обратиться к любовнице самого главного режиссера. Но, если учесть, что и самого Итена Колфилда она ни во что не ставила, то уж и капли уважения к его пассии точно не испытывала. — Ты вообще-то соображаешь, что говоришь! — придя в себя, воскликнула ошарашенная Сюзанна. — А что, тебя что-то смущает? Ваша сцена любви была так удачно озвучена, что под двери сбежалась чуть ли не вся труппа. Так что поздравляю с дебютом! — Твоя подружка-неудачница тоже пришла послушать, как ее возлюбленный Итен любит меня в своем кабинете? — Нет, ты же знаешь, Дайан слишком хорошо воспитана, чтобы подслушивать под дверью. Хотя некоторым, здесь присутствующим, я думаю, это не в новинку. — Но, надеюсь, ты ей уже сообщила, что роль Офелии моя? — Конечно, она в курсе! Ей все рассказал Эдам Хоули. Я думаю, что он сможет подобрать для Дайан более достойное место. Какой-нибудь театр, где режиссеры не спят с крашеными блондинками, накачанными силиконом. — Да как ты смеешь!.. — только и смогла произнести задыхающаяся от бешенства Сюзанна. — О, хорошо, что вспомнила! — продолжала веселиться Ингрид. — Я давно хотела спросить, как тебе удается сохранять равновесие с твоими буферами? Сюзанна в достаточной мере овладела собой, чтобы дать Ингрид достойный отпор. — Да, детка, тебе этого не понять. Ты вообще-то белье покупаешь хоть иногда или предпочитаешь не тратить деньги? — А вот это тебя совершенно не касается, милочка. По крайней мере, я сама себе покупаю белье и не демонстрирую его потом каждому встречному мужчине, надеясь получить немного денег на пропитание, но «в принципе подойдет и роль». — Ингрид очень удачно спародировала голос Сюзанны. — Милочка, — передразнила ее Сюзанна, — ты можешь сколько угодно тут изгаляться, но роль Офелии моя, а твоя любимая подружка, по просьбе которой ты тут старательно демонстрируешь свои способности, в пролете. И не только с ролью, но и с мужиком. — Насколько мне известно, ты меня младше лет этак на пять, так что, девочка, бюст — это еще не все в этой жизни, опыт, он тоже многое значит. А насчет Дайан я могу сказать тебе только одно: не все поступают так, как привыкла поступать ты. Так что посторонись-ка, крошка, у меня важные дела! — Ингрид отодвинула рассерженную Сюзанну в сторону и царственно прошествовала мимо нее. — Да, — сказала она, оборачиваясь, — я думаю, что Дайан повезло с мужиком гораздо больше, чем тебе. Эдам хотя бы не жирный и не лысый. Аста ла виста, бэби! — И Ингрид помахала изящной ручкой на прощание. Кипя от распирающей ее злобы, Сюзанна побежала в кабинет Колфилда, но на половине пути резко остановилась. Сюзанна была отнюдь не такой глупой пустышкой, как хотелось бы думать Ингрид. Она прекрасно понимала, что если сейчас в слезах и соплях ворвется к Колфилду и потребует, чтобы тот немедля выкинул Ингрид из труппы, то только испортит все, чего смогла добиться. Сюзанна представила, как рассвирепеет Колфилд, если она потребует сейчас же решать ее личные, не такие уж важные по сравнению с уходом продюсера проблемы. Она решила, что стоит, пожалуй, хорошенько обдумать ситуацию. Если она сможет, используя информацию о том, что Эдам неравнодушен к Дайан, предложить Колфилду разрешение всех его сложных проблем, то еще сильнее привяжет к себе любовника. А если найти способ через Дайан повлиять на Эдама, получается просто великолепно: она, Сью, становится незаменимой советчицей для Колфилда, Эдам дает деньги на спектакль, Дайан устраняется как довольно опасная соперница, а Эдам получает долгожданную женщину. И все счастливы. От радости, что ей удалось придумать такую сложную комбинацию, Сюзанна даже подпрыгнула. Когда запыхавшаяся Сюзанна влетела в кабинет, Итен Колфилд был не слишком рад ее видеть. Он уже просчитал, что всех его сбережений и даже кредита в банке под залог его имущества не хватит для того, чтобы поставить этот спектакль. Мечта всей его жизни рушилась на глазах. А тут еще и молоденькая любовница, которой вообще-то не место в его кабинете, запросто, даже не потрудившись хотя бы соблюсти формальность и постучать, врывается к нему, к самому Итену Колфилду! — Сью! Ты, кажется, должна сидеть в гримерной и учить роль! — недовольно произнес он. — Ты сердишься из-за того, что я пришла навестить моего пупсика? — Сюзанна решила немного помучить Колфилда и заодно выяснить на будущее, где предел его терпению. — Да, сержусь, потому что мой котеночек не понимает, когда ему говорят, что он должен делать! — Но я уже успела соскучиться! — плаксиво произнесла Сюзанна. — За полчаса! — воскликнул пораженный и разгневанный Колфилд. — Да, когда я только-только тебя нашла, расставание даже на десять минут приносит мне муки! — Сью, прекрати ломать комедию. Я все больше убеждаюсь, что ты прекрасная актриса, только вот свою энергию тратишь не на то, на что следовало бы. — А на что мне стоит тратить свою энергию? — лукаво спросила Сюзанна и повела плечиком так, чтобы тоненькая бретелька ее платьица свалилась с него. — Сью, прекрати! — Колфилд поморщился. — У меня нет настроения играть в эти игры. — Какие игры, мой дорогой пупсик, все очень серьезно! — промурлыкала Сюзанна. — Так! — заорал взбешенный Колфилд. — Или ты сейчас выметаешься из моего кабинета, или теряешь эту роль и меня в придачу! — А зачем же так нервничать? — совершенно спокойно спросила Сюзанна. — Я тебя, кажется, предупредил… — с угрозой начал Колфилд. — Так вот, мой пупсик, или ты меня сейчас выслушаешь, причем внимательно, или ты никогда не поставишь свою пьесу. Я знаю, что Эдам Хоули не желает иметь с тобой дела, даже если роль Офелии достанется этой дуре Дайан. Ты меня услышал, Итен? — Вот это да! — только и смог сказать пораженный Колфилд. Сюзанна уселась на письменный стол, прямо на разложенные на нем бумаги. Колфилд попытался вытащить их из-под нее, но Сюзанна не обратила на это никакого внимания и поёрзала, устраиваясь поудобнее. — Ты сейчас будешь слушать только меня. Я знаю, как заставить Эдама вернуться вместе с его деньгами. — И как же? Ты собираешься его соблазнить? — Как ты можешь такое говорить! После всего, что между нами было! — Сью, ты переигрываешь, — предупредил ее Колфилд. — Спасибо за критику, но актерским мастерством мы с тобой займемся попозже. — Можешь начинать излагать свою идею, только без лишних слов. Я этого не люблю. — Пупсик, я уже знаю, что ты любишь! — Сью! Я же просил! — Хорошо. Ты знаешь, что Эдам уже давно и безнадежно сохнет по Дайан? — А кто этого не знает? — А о том, что Дайан просто обожает тебя, ты в курсе? — Я знаю, что мы отлично сработались… — неуверенно произнес Колфилд, не понимая, куда клонит Сюзанна. — Я не о том, — отмахнулась она. — Если бы ты поманил пальцем, Дайан пошла бы за тобой на край света, или как там говорят… Я предлагаю очень простую схему: ты влияешь на Дайан, а она влияет на Эдама. — А ты руководишь всем этим? — Нет, я не могу всем этим руководить, потому что не имею твоего опыта и знаний. Я могу только подавать неплохие идеи. Так ты согласен? — Несомненно. Но только есть один нюанс. Как я могу влиять на Дайан? Сюзанна фыркнула. — Очень просто. Переспи с ней. На несколько минут повисло напряженное молчание. — Я не понял. Ты предлагаешь мне переспать с Дайан? Сюзанна удовлетворенно кивнула. — Именно. — То есть ты вполне сможешь смириться с тем, что у меня может быть еще кто-то? — С этим я смириться не могу, — вполне искренне сказала Сюзанна. — А вот если ты один раз для пользы дела исполнишь мечту наивной Дайан и при этом еще и мою, я буду в принципе не против. — Но мне же потом постоянно придется спать с ней! — Какие глупости! Потом она должна будет спать с Эдамом — как же иначе она сможет влиять на него? — А как ты себе это представляешь? — Как я себе представляю это, я могу показать прямо сейчас. — Сью! Я о том, как ты подложишь Дайан под Эдама! Он уже года два не решается даже просто пригласить ее поужинать, не то что затащить в постель! — О! Здесь, я полагаю, не будет никаких проблем. Тебе достаточно ее разочаровать. Я думаю, твое мужское достоинство не сильно пострадает от этого. А потом мы подложим нашу милую Дайан под не менее милого Эдама. Это произойдет, когда хорошие друзья Эдам и Итен, а так же восхитительная Дайан и Сью, которая сумела всех примирить, поедут отдохнуть куда-нибудь. Там, я думаю, нам удастся напоить нашу сладкую парочку и уложить их спать в одну постельку. А дальше уж дело за Эдамом. Уверена, любой нормальный мужик тут же ухватится за такую возможность. — Да? А я вот сомневаюсь, что он решится даже прикоснуться к своему идеалу. — А ты объяснишь ему, что это его единственный шанс. Неужели ты не сможешь убедить друга в этом? — Думаю, что смогу, — с сомнением произнес Колфилд. — Вот и славненько! А теперь мы можем ехать к тебе домой праздновать победу? — Знаешь, киска, боюсь, я уже не смогу никуда поехать. Колфилд потянулся к Сюзанне и провел языком по ее нежной шее. — Ты такой шалун, пупсик! Она прильнула к его губам крепким поцелуем, а ее рука уже начала свое неторопливое движение к напрягшемуся естеству любовника. 5 Дайан до сих пор не могла понять, как же так получилось, что ее кумир Итен Колфилд, умный и дальновидный человек, выбрал на роль Офелии начинающую актрису, которая ничего собой не представляет. Дайан отказывалась верить слухам о близости Сюзанны и Итена. Она даже представить себе не могла, что ее любимый режиссер может отдать главную роль бесперспективной актрисе только из-за того, что та позволила ему нечто большее, чем то, что очерчено рамками пристойности. За близость с Итеном Колфилдом сама Дайан была готова отдать и жизнь и карьеру, но она даже не смела вообразить ничего подобного, ведь Колфилд был ее режиссером, а она — его актрисой. Ее мучила ревность. Она мешала спокойно засыпать ночью, беспечно напевать по утрам, мешала даже заниматься любимым делом! Куда бы Дайан ни шла, она не могла избавиться от навязчивой сцены, где Итен целует Сюзанну, ласкает ее, говорит ей нежные слова. Дайан мечтала оказаться на ее месте! Но никогда, никогда в жизни она не станет близка с мужчиной, от которого зависит ее актерская судьба. Она дала себе это обещание еще много лет назад, когда вопреки воле родителей решила посвятить себя театру. Мать тогда умоляла ее выбрать другую профессию, поскольку была абсолютно уверена, что ради того, чтобы получить хорошую роль, все молоденькие актрисы отдаются или своим режиссерам, или продюсерам, а то и тем, и другим. Но прошло уже десять лет, мать и все родственники Дайан смирились с тем, что она актриса. Они даже научились гордиться ею, потому что до сих пор ее честное имя оставалось незапятнанным. Ни в одном скандале Дайан Сегер не была замешана, чем по праву и гордилась. И вот теперь, когда она столько лет отказывала себе во многих удовольствиях ради бесконечных репетиций, встречалась не с теми мужчинами, которые были ей интересны, а с людьми, которые даже не знали о существовании «Театра Эдвина Бута», она завидует молоденькой бездарности! И не потому, что Сюзанна получила такую желанную роль, а потому что она принадлежит единственному мужчине, с которым Дайан хотела бы связать свою жизнь. Дайан шла на очередную репетицию, с ужасом понимая, что не сможет посмотреть на Колфилда и не покраснеть. Ей было стыдно за человека, которого она обожала, которому поклонялась, которого считала идеалом мужчины. Она старалась придумать для него оправдания, но все они были столь убоги, что Дайан тут же признавала их неправдоподобность. Да еще Ингрид постоянно пересказывала ей все последние сплетни о Сью, чем еще больше бередила душевную рану Дайан. На репетиции Дайан никак не могла сосредоточиться на своей роли, постоянно забывала текст, путала сцены и позы. Наконец Колфилд не выдержал и объявил перерыв. Жестом он пригласил Дайан следовать за собой. В кабинете Колфилда Дайан всегда чувствовала себя неуютно. Ей казалось, что хозяин этого кабинета имеет полную власть над своими гостями, а она не любила зависеть от кого бы то ни было. Колфилд указал Дайан на кресло. Она послушно села в него. Колфилд навис над актрисой как гора. Дайан казалось, что она стала такой маленькой и несчастной, какой не чувствовала себя с самого раннего детства. — Дайан, что, черт возьми, с тобой происходит?! — потребовал Колфилд объяснений. — Не знаю, Итен… — Ты плохо себя чувствуешь? — Да… да! — ухватилась за это объяснение Дайан. — Дайан, я не верю тебе! Ты никогда не была так хороша! А может быть, я просто не замечал этого… — тихо добавил он. Не ожидавшая ничего подобного Дайан вскочила с кресла и с недоумением уставилась на Колфилда. Он еще никогда не говорил ей чего-то, что напоминало бы комплимент. Нет, кончено, после удачного спектакля он говорил Дайан, что она замечательная актриса, что она просто прелесть… Но никогда не замечал ее как женщину. Дайан решила, что неправильно поняла его. — Я… прости, что ты имеешь в виду? — Я имею в виду то, что никогда не видел более прелестной женщины. Колфилд приблизился к ней, и Дайан ощутила на своей коже его горячее дыхание. Он положил правую руку на ее затылок, его левая рука обвила тонкую талию Дайан. Она почувствовала, как его теплые губы нежно, будто крылья бабочки, прикасаются к ее губам. Дайан успела подумать, что еще секунда — и все, что ее окружает, развалится на мелкие части, а потом жаркая страсть захватила ее в свои сети. — Итен, прошу тебя, не надо! — взмолилась она, когда этот казавшийся бесконечным поцелуй все же закончился. — Почему, Дайан? — хриплым шепотом спросил Колфилд. — Потому что мы не должны этого делать! — Почему? — вновь повторил он свой вопрос. — Итен, я же твоя актриса! Мы не должны быть близки! Это неправильно! Я… я не могу! — Из глаз Дайан были готовы политься ручьи слез. — Дайан, разве это имеет значение, если мы любим друг друга? Я ведь знаю, что ты давно любишь меня, ведь правда, Дайан? Она несколько секунд молча смотрела на него. — Да, я люблю тебя, — неожиданно твердым и сильным голосом произнесла Дайан. — Я так рад! Если бы ты знала, как я счастлив сейчас! — Колфилд крепко прижал ее к себе. — Разве теперь могут быть какие-то преграды для нашей любви? — Но разве ты и мисс Элиас… разве вы… не близки? — решилась задать терзающий ее вопрос Дайан. — И ты тоже поверила этим глупым сплетням? — Нет, конечно, но все же это так странно получилось… — Ты о том, что я отдал роль Офелии Сюзанне? — И об этом тоже. Дайан решилась посмотреть ему в глаза, но Колфилд отвел взгляд. — Мне ужасно стыдно, Дайан, что я заставил тебя страдать. Поверь, между мной и Сюзанной ничего не было. Это досужие сплетни. Да и ты сама прекрасно понимаешь, что когда молодой и неизвестной актрисе отдают такую роль, это не может не вызвать кривотолков. — Я все понимаю, Итен. — Дайан прижалась щекой к его щеке. — Поверь мне, Дайан, я никогда не ошибался с выбором актеров, не ошибся и теперь. Ты, конечно, сыграла бы эту роль великолепно, но твоя Офелия была бы не такой, какую хочу показать я. — Я же сказала, что все понимаю, тебе не стоит оправдываться передо мной, Итен. Я люблю тебя и верю тебе. — К тому же, — продолжал свою оправдательную речь Колфилд, — теперь никто не сможет ни слова сказать о наших с тобой отношениях. Я рад, что не ты стала центром этих сплетен. — Спасибо тебе, — искренне произнесла Дайан. — Я бы не выдержала, если бы кто-то просто намекнул, что я получила эту роль только благодаря тому, что интересна тебе. — Вот и прекрасно, что мы поняли друг друга! Давай закончим репетицию и пообедаем сегодня вместе? — Да, конечно, кажется, я уже готова работать. — Ну и отлично! — облегченно воскликнул Колфилд. Он был рад, что Дайан так быстро купилась на его слова. Уже выходя из кабинета, Дайан спросила: — Итен, а почему ты раньше не говорил, что любишь меня? — Понимаешь ли… — Он не ожидал этого вопроса, и теперь ему приходилось фантазировать на ходу. — Дело в том, что я боялся, что ты отвернешься от меня… а когда мне сообщили, что ты еще не продлила контракт, я решил, что ты собираешься уйти из театра. Я бы не пережил этого. — Как сильно я люблю тебя, Итен! — улыбаясь сквозь слезы, воскликнула Дайан. — Ну-ну, прекрати плакать! А то все решат, что я издеваюсь над своими актерами. Колфилд нежно обнял Дайан за плечи. Она ласково улыбнулась ему. Во время следующего перерыва Дайан постаралась уединиться с Ингрид, чтобы поделиться с подругой переполнявшим ее счастьем. Ингрид как раз собиралась идти обедать с Диком. Дайан прекрасно понимала, что, каким бы хорошим человеком Дик ни был, он тут же оповестит о любви режиссера и актрисы всех в театре, даже если она будет на коленях умолять его сохранить тайну. — Дик, скажи мне честно, ты сильно обидишься, если я попрошу тебя оставить нас с Ингрид наедине? — спросила Дайан. — Сильно! Я в конце концов дождался-таки своей контрибуции, если не от тебя, так хоть от твоей лучшей подруги. Не порти мне день, Дайан. — Но, Дик, милый, мне просто необходимо поговорить с моей подругой наедине! — Это о чем ты со мной собралась говорить? — заинтересовалась Ингрид, которая до этого только удивленно хлопала ресницами. — Вот когда Дик удалится, ты сразу же все узнаешь! — пообещала Дайан. — Так нечестно! — запротестовал Дик. — Ты применяешь запрещенные приемы, пытаясь добиться внимания Ингрид! — Это какие же приемы? — поинтересовалась Дайан. — Ты пытаешься взывать к самому развитому у женщин чувству, к любопытству. А я считаю, что это нечестно! — Прости, Дик, прием хоть был запрещенным, но все же действенным! С меня еще один обед! — Ну уж нет, теперь ты обедом не отделаешься! — предупредил обиженный Дик. — Я требую ужин! Со всеми вытекающими последствиями. — Что значит «со всеми вытекающими последствиями»? — удивилась Дайан. — А это ты спросишь у Ингрид! — Ну хорошо, будем считать, что ты мне отомстил, а с Ингрид разбирайтесь сами, без меня. — Разберемся, — пообещала ей Ингрид. — Вот и славно, девочки, я тогда пойду. Это вы у нас звезды, а меня за опоздание по головке не погладят. Пойду поищу Келли, может, она мне чем-то сможет помочь? — Предатель! — крикнула ему вслед Ингрид и весело рассмеялась. — Ну, Дайан, что ты такое хотела мне сообщить, что Дик недостоин услышать? — Подожди, Ингрид, вот сядем за столик, я тебе все расскажу. Вдруг от удивления ты упадешь? Театру не нужны травмированные актеры. — Тогда пошли быстрее! Тебя бессмысленно уговаривать, если ты что-то вбила себе в голову! Когда подруги сели за столик и сделали заказ, Дайан решилась приступить к рассказу. — Сегодня на репетиции я была очень невнимательна. Итен заметил это, объявил перерыв и пригласил меня к себе в кабинет. Там он сказал то, что я была просто безумно рада услышать! — Дайан сделала эффектную паузу. — Неужели он отдал роль Офелии тебе? — предложила свою версию развития событий Ингрид. — Нет, гораздо лучше! — Гм, ну роль Гамлета он тебе предложить не мог просто потому, что ты женщина. Или он решил ваять из тебя вторую Сару Бернар? — Ингрид! Дело не в ролях! Это ведь не главное в нашей жизни! — Прости, но для меня это важно. И для тебя важно, ты столько работала ради роли Офелии. — Я работала ради себя, роль — это второстепенное! Так ты попробуешь угадать? — И не собираюсь. Выкладывай, что случилось. — Итен признался, что любит меня! — Хватит мне морочить голову, Дайан! Я же уже сдалась! — Ингрид, я серьезно. Он обнял меня, поцеловал и сказал, что уже давно любит меня. Несколько минут Ингрид молчала, а потом начала безудержно смеяться. Дайан с обидой смотрела на подругу. — Я не понимаю, что здесь смешного! — Хотя бы то, что Итен оказался неплохим актером. Вот уж не ожидала! А еще смешно то, что ты, давно играя на сцене, попалась на удочку. — Ингрид! Неужели ты настолько ненавидишь Итена, что говоришь такие гнусности! — Дайан, ты же знаешь, я не ненавижу Колфилда, он слишком ничтожен, чтобы тратить на него силы. Я говорю тебе правду. Он тебе врал. Причем нагло врал. — Я просто не могу поверить своим ушам! Неужели ты не понимаешь, что сбылась мечта всей моей жизни? Что мужчина, которого я люблю уже много лет, тоже любит меня! И я считаю, что это замечательно! — А как же этот мужчина объяснил то, что он позволяет себе распускать руки со Сью? — Это слухи, отвратительные слухи, которые распускают такие, как Дик. Да и ты, кстати, тоже хороша! Я знала, что это все вранье, но никто мне не верил. — Дайан, милая, тебе лично я верю, я не верю Колфилду. Ему что-то надо от тебя. Я только еще не поняла, что он придумал. — Нет, Ингрид, ему нужна только я. Он любит меня, понимаешь, любит! И даже хорошо, что роль Офелии досталась Сюзанне, иначе такие, как вы с Диком, тут же бы начали распускать слухи, что я легла под Итена только ради роли. — Но она именно это и сделала! Тебе повезло, что в тот день ты после ланча не стала возвращаться в театр! Может, они и репетировали, но подобные стоны не сыграешь! — Вы еще и подслушивали под дверью! — И в мыслях не было! Просто я тебе уже сказала, что они выражали свои эмоции слишком бурно. — Прости, Ингрид, но я верю Итену. — Только потому, что у него между ног есть одно доказательство, не знаю уж, насколько оно веское! — Я больше не желаю говорить на эту тему! — Дайан поднялась из-за стола. — Я надеялась, что ты поймешь меня. Но, видно, твои собственные симпатии и антипатии тебе дороже нашей дружбы. До свидания, Ингрид, больше можешь мне по вечерам не звонить и мест перед собраниями труппы не занимать. Спасибо тебе за все, что ты для меня делала. — Дайан, пойми, ты делаешь огромную ошибку! — еще раз попыталась убедить подругу Ингрид. — Я предпочитаю делать ее без тебя. И Ингрид осталась за столиком в одиночестве. Уже через несколько часов из памяти Дайан сгладился неприятный разговор с Ингрид. Она весь день готовилась к тому, чтобы пойти в ресторан с Итеном. Она так ждала этого вечера, так долго о нем мечтала! Дайан была счастлива, как только может быть счастлива женщина, которую пригласил на ужин самый дорогой для нее человек. По странной случайности Колфилд выбрал тот самый ресторанчик, куда Дайан любила ходить обедать с Ингрид. Да еще и заказал тот самый столик, за которым они сидели в последний раз, когда поссорились. Дайан стало неприятно, но она тут же постаралась выбросить из головы все мысли о подруге. Она просто хотела наслаждаться сегодняшним вечером. Они сделали заказ и, пока ожидали его, говорили о всяких глупостях. Колфилд рассказывал забавные истории, Дайан весело смеялась. Она уже давно так хорошо не отдыхала. Все ее приятели были так далеки от театра, что ей не о чем было с ними говорить, а их рассказы об игре на фондовой бирже навевали на нее смертельную скуку. С Итеном все было по-другому. Они делали одно дело, работали в одном театре, вращались в одном кругу. Все, чего бы ни касался их разговор, было обоим близко и понятно. Уже за десертом Колфилд завел речь о своей постановке «Гамлета». Он попытался объяснить Дайан, чем его интерпретация отличается от прочих и почему роли Офелии отводится так много места. — Понимаешь, Дайан, — говорил он, — моя Офелия — не жертва, а охотница. Она прекрасно знает, что ее попытаются подложить, извини за грубое слово, под Гамлета. И она не сопротивляется. Ей хочется этого. Сходит же с ума она исключительно потому, что не может добиться внимания принца. Она думает, что, если станет такой же, как и Гамлет, он вновь полюбит ее. А он в ответ только: «Ступай в монастырь». Пучина сумасшествия затягивает ее все больше и больше, и в конце концов она забывает, зачем все это началось, сумасшествие становится целью. — Очень интересно, Итен. Я еще никогда не слышала ничего подобного. Я думаю, зритель, особенно образованный зритель, это оценит. — Тогда ты должна понимать, что не подходишь на роль Офелии. Никто не поверит, что ты не против того, чтобы тебя подложили в постель наследнику. Твоя Офелия была бы высоконравственной, чистой и прекрасной. А мне нужна Офелия — жгучая и развратная в глубине своей души. Сюзанна сможет сыграть такую. Эта роль полностью отвечает ее способностям. А тебе пришлось бы себя ломать. И кто знает, удалось бы потом нам всем склеить то, что осталось бы. Я не мог терять тебя, Дайан. — Колфилд накрыл ладонью ее маленькую хрупкую кисть. — Итен, я так люблю тебя! — Я тоже очень люблю тебя. — Мне кажется, что твоя постановка принесет тебе новую славу. Ты уже излагал основную концепцию Эдаму? — Видишь ли, милая Дайан, — лицо Колфилда сразу же помрачнело, — мы с Эдамом поссорились. Он отказался продюсировать постановку. Теперь мне придется искать деньги самому. Но я не уверен, что у меня хватит сил на это. — Боже мой, как мог Эдам бросить тебя в такой момент! Из-за чего вы поссорились? — Из-за Сюзанны. Он, как и большинство в нашем театре, считает, что ты бы подошла лучше. Но после того, как я тебе все объяснил, ты же понимаешь, что это не так! — Конечно, милый! — А Эдам даже не захотел выслушать меня до конца. Он уверен, что Сюзанна провалит пьесу. Как жаль, что я не смог его переубедить! Но, может быть, мы уже слишком долго работаем вместе и нам действительно пришло время расстаться? — Нет, конечно же нет! — очень живо откликнулась на его слова Дайан. — Ты — прекрасный режиссер, а Эдам — прекрасный продюсер! Вы должны работать вместе! — Но, боюсь, этого уже никогда не будет. Он даже бросает трубку, когда я пытаюсь поговорить с ним. — Может быть, мне попробовать это сделать? — робко спросила Дайан и, опасаясь, что Колфилд начнет возражать, быстро продолжила: — Мы с ним давно знаем друг друга. Мне кажется, что Эдам ко мне очень хорошо относится. И потом, он джентльмен, он никогда не выгонит меня, пока я не закончу говорить. — Дайан, ты уверена, что, попытавшись защищать меня, не навредишь своей карьере? Ведь у Эдама большие связи. Он бы мог помочь тебе найти другие роли и другого режиссера. Сюзанна предупреждала, чтобы Колфилд сразу же не требовал от Дайан идти говорить с Эдамом, ведь это могло все испортить. И он теперь пытался уговорить Дайан не ходить к Эдаму. — Ты отказываешься работать со мной? — со слезами в голосе спросила Дайан. — Нет, конечно, что ты, милая! Просто я подумал, вдруг ты не захочешь больше со мной работать, ведь ты никогда не позволяла себе иметь какие-то отношения с людьми нашего круга. Я боялся, что могу навредить твоей репутации. — Ты такой милый, Итен! Но мне нечего скрывать! Я ведь заслужила свое имя. Все знают, что Дайан Сегер не нужна постель, чтобы получить главную роль. К тому же, я думаю, на Эдама произведет хорошее впечатление, если я стану защищать Сюзанну, хотя все уверены, что она меня смертельно обидела! — Дайан весело рассмеялась. — Может быть, ты и права, — с сомнением в голосе произнес Колфилд. Он уже начал склоняться к мысли, что ничего плохого в том, Дайан не мешкая поговорит с Эдамом не будет, а они зато смогут раньше начать репетиции. — Неужели ты сомневаешься в моей способности убедить Эдама в чем-либо? Если что, я применю свое обаяние. — Ну, это только на крайний случай! — засмеялся Колфилд. Все прошло именно так, как обещала Сюзанна. Он теперь был уверен, что Дайан ради него готова на все, готова даже отдаться Эдаму. Дайан вернулась домой в одиннадцатом часу ночи, но Эдаму звонить не стала, хотя и не сомневалась, что он будет рад ее звонку в любое время. Она решила, что все важные дела лучше отложить на утро. Тем более что думать о ком-то, кроме Итена, ей совершенно не хотелось. Уже давно Дайан не засыпала так безмятежно. Ей казалось, что она вернулась в детство, когда твердо знаешь, что самые заветные желания сбываются, стоит только их загадать. 6 Утром Дайан впервые за всю свою жизнь проспала. Она просто не услышала будильник! Очень часто Дайан сердилась на Ингрид, когда та опаздывала и при этом в оправдание говорила, что не слышала звонка. Дайан до сих пор не могла представить, как это вообще возможно. И вот теперь она поняла, что человек, который по-настоящему счастлив, может спокойно спать и не слышать ни будильника, ни шума машин за окном. Дайан быстро вскочила с кровати. Она намеревалась заехать к Эдаму в офис прямо с утра, в одиннадцать у нее начиналась репетиция. А часы уже показывали пятнадцать минут десятого. Она наспех позавтракала и даже не стала делать макияж, так как решила, что Эдаму уж точно совершенно безразлично, как она выглядит. Дайан категорически отказывалась верить намекам Ингрид, будто она нравится Эдаму. Она всегда считала его очень милым человеком, с которым приятно поболтать, но ничего больше чем просто дружба Дайан не хотела. Ее сердце было прочно занято Итеном Колфилдом. В офис Эдама Дайан буквально влетела. На часах уже было десять минут одиннадцатого, она очень боялась опоздать. Дайан не знала, как Итен отреагирует на ее опоздание, особенно в свете того, что произошло вчера между ними, поэтому молилась, чтобы ей довольно быстро удалось убедить Эдама вновь сотрудничать с Колфилдом. — Добрый день, — поздоровалась она с секретарем, — мистер Хоули может сейчас меня принять? — Я думаю, да, мисс Сегер. — Девушка улыбнулась ей и нажала на кнопку интеркома. — Мистер Хоули, к вам мисс Сегер. — Так пропустите же ее, Элли! — немедленно прозвучал в ответ бодрый и жизнерадостный голос Эдама. Дайан кивком поблагодарила Элли и прошла в кабинет Эдама. Он поднялся из-за рабочего стола ей навстречу. — Привет, Дайан. Чем обязан твоему визиту? — Привет, Эдам. У меня к тебе серьезный разговор. Ты можешь уделить мне двадцать минут? — Хотя десять раз по двадцать минут! Ингрид, надеюсь, сообщила тебе, что я готов заняться твоим трудоустройством? — Да, спасибо тебе большое. Но пока что я не собираюсь уходить из «Театра Эдвина Бута». Эдам поднял бровь. Дайан давно уже знала, что в его арсенале мимических средств это означало крайнюю степень удивления. Его лицо с тонкими аристократичными чертами приобретало странное выражение. Однажды Ингрид сказала, что, когда Эдам так поднимает бровь, он становится похожим на очаровашку Фауста. Правда, Дайан не была уверена, что ее подруга знает, кто такой Фауст, но все же сходство определенно было. — Понимаешь, у меня так много связано с этим театром… — Дайан оборвала себя, когда поняла, что начинает оправдываться перед ним. — Вообще-то я пришла по другому поводу. Мы знаем друг друга уже не первый год, Эдам. Не первый год работаем вместе. Я успела не раз убедиться в том, что ты лучший театральный продюсер в этом штате, да и, наверное, на этом континенте… — Дайан, милая, — прервал Эдам ее тщательно продуманную по пути сюда речь, — мы оба хорошо знаем все, что ты сейчас хочешь мне сказать. Это очень даже правильная стратегия, но я как-нибудь переживу, если ты не будешь говорить мне комплименты, а сразу же перейдешь к делу. — Ну хорошо, — Дайан обреченно вздохнула, — дело в том, что вы с Итеном поссорились. Мне это крайне неприятно. Я считаю, что два таких талантливых человека, как вы, должны и дальше продолжать сотрудничать. Я вообще не поняла причину вашей ссоры. Да, мы все часто не сходимся во взглядах и в оценках, но все же иногда надо просто доверять своему другу! Дайан замолчала и выжидающе посмотрела на Эдама. — Ты закончила свою проповедь мира? — довольно грубо спросил он. — Тогда позволь сказать мне. Я надеюсь, что инициатива помирить нас исходила только от тебя, потому что, если Итен попросил тебя прийти ко мне, это, как минимум, подло с его стороны. Это первое. Второе: даже ты не сможешь помирить нас. Потому что наши цели теперь различаются. Третье: ты действительно не знаешь всего, что знаю я. Ты даже толком не знаешь, что послужило причиной конфликта. — Почему же, я довольно много слышала в последнее время о том, вернее о той, из-за кого вы поспорили. — Мисс Элиас — только половина проблемы. Суть конфликта не в ней. Я же говорю, Дайан, ты слишком мало знаешь. — Так расскажи мне! — потребовала она. — Я считаю, что эта проблема касается и меня. — Интересно, как это? — ухмыльнулся Эдам. — Два дорогих мне человека поссорились непонятно из-за чего, и теперь театр, который мне так же дорог, как и они, может получить серьезные проблемы. А так как я тоже являюсь одной из сторон данного конфликта, я считаю, что имею полное право знать обо всем. Прошу тебя, Эдам, объясни мне, за что ты взъелся на Сюзанну? — Я уже говорил, что мисс Элиас тут совершенно ни при чем. Точнее, она не является виновницей этого конфликта. Она — его причина. Хотя, если я достаточно разбираюсь в ситуации, вероятно, ее можно назвать и виновницей. Дайан, милая, я бы не хотел обсуждать это с кем-либо, особенно с тобой. — Нет, Эдам, тебе придется обсуждать это, и именно со мной. Ты упрям, но я тоже упряма, иначе бы мы ничего не добились в этой жизни. Тебе придется выносить меня на руках отсюда, если ты не пожелаешь ответить на мои вопросы! — Хорошо! — Дайан почувствовала, что Эдам готов вспылить. — Если тебе так хочется, ты сейчас услышишь самую правдивую историю о милой и скромной Сюзанне Элиас, которую мы для краткости будем звать Сью, именно так она просит своих любовников называть ее, и о мистере Колфилде — самом прославленном театральном режиссере Нью-Йорка. Если ты надеешься, что это будет сказка, спешу тебя огорчить: это скорее повесть непристойного содержания. — Избавь меня от натуралистических подробностей, — попыталась пошутить Дайан. — Нет уж, ты хотела все знать, теперь слушай. Итак, жила-была девочка Сюзанна в маленьком городке на севере Северной Дакоты, извини за тавтологию. И, хотя городок называется Гранд-Форкс, ничего большого там нет и в помине. А Сюзанне хотелось жить. В ее понимании это означало жить очень хорошо, так хорошо, как ты даже не можешь себе представить. Но ты бы, например, начала старательно учиться, а потом много работать, и годам к сорока, может быть, сколотила бы неплохое предприятие, чтобы к шестидесяти уйти на покой и немного попутешествовать. Но Сюзанне хотелось всего и сразу. Тут мы ее не можем винить, кого из нас не мучил юношеский максимализм в шестнадцать лет! Но обычно подростковый возраст проходит и не оставляет никаких серьезных последствий, а наша героиня была непреклонна в своем желании. За что ее можно только похвалить. Но вот единственный путь, который смогла придумать для себя Сюзанна, наш целомудренный зритель, прости, слушатель, одобрить никак не может. Так вот, Сюзанна решила стать Сью. Для тебя, пока что это еще не значит, а вот она нашла свой путь в этой жизни. Для начала девушка решила попробовать себя в роли фотомодели. Тут же появилась и первая жертва, на которой можно было испробовать свои способности. Родители Сюзанны категорически не желали, чтобы их милая доченька пошла по скользкой тропке фотомоделей, и денег для подготовки портфолио не дали. Тогда девочка решила воспользоваться тем, что ей природа отсыпала щедрой рукой. Итак, первым, кто попался в сети молодой красавицы, стал местный фотограф. Портфолио ей было подготовлено. Но Сью тогда еще не была точно осведомлена о последствиях использования своего тела в качестве инструмента. У нашей очаровательной героини мог бы вырасти милый сыночек или дочка, если бы она не сделала подпольный аборт. В чем фотограф ей помог. Врачи смогли спасти Сюзанну, а вот государственный адвокат фотографа не спас. Он сейчас, как это говорится, мотает срок, причем немалый. Но он может считать, что прожил жизнь не напрасно. Он стал для Сью трамплином. Потом была еще масса полезных людей: те же фотографы, критики, владельцы толстых журналов, несколько пластических хирургов. Извини за отступление от биографии нашей героини, но мне непонятно, на что соблазнялись врачи, ведь они же сами это и сотворили. Однако вернемся к Сью. В один прекрасный момент Сюзанна поняла, что пошла по рукам. Наша героиня пережила бы все это, если бы получала какую-то приемлемую компенсацию. Но ее запросы не совпадали с возможностями, да и с желаниями ее любовников. Чтобы разорвать этот порочный круг, Сью решила перейти в театральный бизнес. Путь в Нью-Йорк был долгим и трудным, но все же она добралась сюда. Завоевать право быть принятой в труппу знаменитого Колфилда оказалось еще труднее, но кто ищет, тот всегда найдет! Сью справилась и с этой проблемой. Теперь ей нужно было оказаться в центре внимания, чтобы какой-нибудь милый и богатый старичок обратил на нее свой благосклонный взор, а также раскрыл свой кошелек. Только вот данных Сью не хватало. Пришлось вновь использовать старый испытанный способ. А тут как раз все у того же мистера Колфилда кровь взыграла, что называется, седина в бороду — бес в ребро. Сью оказалась в нужном месте в нужное время. Даже если постановка провалится, богатенький старичок ей обеспечен. А пока Колфилд вполне справится с миссией личного кошелька мисс Сюзанны Элиас. Но возникла одна маленькая проблема: вредный продюсер не желает вкладывать свои деньги и деньги доверяющих ему людей в заведомо провальный проект. Теперь ты понимаешь, Дайан, почему я не желаю иметь ничего общего с этой постановкой? Так что прошу тебя, ради всего хорошего, что было между нами, не проси меня вновь начать работать с Итеном. — Эдам повернулся к окну, чтобы не видеть того, как Дайан отреагирует на его рассказ. Она молчала несколько секунд. Затем резко встала и подошла к Эдаму. Дайан положила свою тонкую ладонь на его крепкое плечо и нежным осторожным жестом провела ею по его спине — так матери успокаивают своих сыновей-подростков, когда они недовольны всем миром. — Эдам, пойми же, я права. Не знаю, кто рассказал тебе эту ужасную историю, но на самом деле все совсем не так. Я не знаю прошлого Сюзанны, но лично мне она кажется очень милой и отзывчивой девушкой, а я обычно не ошибаюсь в людях. А все то, что ты рассказывал о том, что Итен и Сюзанна близки, что у Итена, как ты выразился, взыграла кровь, — все это неправда! И я в этом уверена на сто процентов. — Дайан, милая, я прекрасно знаю, что ты считаешь всех людей, которые тебя окружают, образцами добродетели. Я считаю, что твоя неспособность видеть плохое в людях просто замечательна. Но, Дайан, я тебя уверяю, не все так хороши, как тебе хотелось бы думать. До сих пор ты этого не замечала только из-за своей доброты. Вот и сейчас, вместо того чтобы возненавидеть Сюзанну, ты пытаешься ее защищать. А ведь она отобрала у тебя роль, не исключено, что самую главную роль в твоей жизни. Ты очень добра, Дайан. Может быть, даже во вред себе. — Ну что ты такое говоришь! Я прекрасно разбираюсь в людях. Я не могу обижаться на человека только из-за того, что он подходит на эту роль лучше других! Я же не обижаюсь на Джонатана Рида за то, что ему, а не мне, предложили играть Гамлета! — попыталась пошутить Дайан. — Нет. Ты не хочешь меня понимать. Тут все гораздо серьезнее. Я боюсь, что своим безумным романом с крошкой Сью Итен погубит свою карьеру. Если ты не желаешь признавать того факта, что и Сюзанна, и Итен поступают просто отвратительно, то у меня есть еще один важный аргумент. — Я готова тебя выслушать, — с улыбкой сказала Дайан. Она была совершенно уверена, что сможет опровергнуть любой довод Эдама, потому что она лучше знала, что происходит за кулисами родного театра. — Ты актриса, Дайан, прекрасная актриса, ты должна понимать, что представляет собой Колфилд как режиссер. Если честно, он довольно бездарен. Единственный его талант заключается в том, что он способен правильно подобрать актеров. И вот теперь он делает самую большую ошибку в своей жизни. Сью никогда не сыграть Офелию. Ты тоже должна это понимать. Если ты сейчас сама себе честно не признаешься в этом, ты в моем восприятии потеряешь несколько пунктов. — Я не могу сказать, что Итен бездарность, но действительно сложно не признать, что актеров он подбирать умеет. Так вот, сейчас я постараюсь привести аргумент, который сможет все изменить. Итен хочет совершенно по-новому поставить «Гамлета». Офелия будет не такой, как у Шекспира. Это будет расчетливая и циничная девушка, которая любой ценой стремится завладеть Гамлетом, а следовательно, и троном. Итен честно признался мне, что я не подхожу для этой роли. А вот Сюзанна — это именно то, что необходимо. И даже если признать, что кое-что из того, что ты мне сейчас о ней рассказал, — правда, я еще больше уверяюсь, что Итен был прав, выбрав ее, а не меня. — Дайан, прости меня, но ты дурочка. Итен решил сохранить и любовницу, и прекрасную актрису. И вот он наговорил тебе кучу всяких глупостей, а ты всему поверила. Дайан, пойми, тебя подло обманывают! Тебе следует найти себе другой театр. — Никто меня не обманывает! Итен не такой! Он не спит с Сюзанной, он не собирается обманывать меня! Я знаю точно. — Интересно, почему это? — с саркастической усмешкой спросил Эдам. — Потому что… — Дайан не собиралась сразу же обо всем говорить Эдаму, но его вид, который красноречиво говорил, что он считает Дайан обманутой дурочкой, заставил ее выложить все, что произошло между ней и Итеном. — Потому что вчера он признался, что любит меня! Я не верю, что человек, которому я готова отдать свою жизнь, может так подло и низко меня обманывать. Или ты можешь поверить в то, что я полюбила негодяя?! Дайан с вызовом посмотрела на Эдама. Она заметила, как лицо его посерело, но ни один мускул не выдал его напряжения. — Значит, вчера мистер Колфилд признался тебе в любви? — Да, именно вчера. Ты представить не можешь, как я счастлива! Он сказал, что решился на это только ради того, чтобы я не поверила гнусным сплетням о нем и Сюзанне и не ушла из театра. Он не хотел мне ничего говорить, чтобы наши отношения не стали помехой для моей актерской деятельности. Он прекрасно понимает, как я всю жизнь боялась встречаться с кем-то из моего круга, лишь бы не пошли пересуды, поэтому столько лет терпел и ничего мне не говорил, а сказал только сейчас, когда испугался, что может потерять меня. Дайан неожиданно замолчала, когда увидела, что Эдам непроизвольно сжимает кулаки. Она посмотрела в его глаза и поняла, что допустила страшную ошибку. Ингрид была права. Эдам любит ее. — О Господи, — прошептала она, — что же я наделала! Без сил Дайан опустилась в кресло. Эдам подошел к ней и уперся в подлокотники кресла. Дайан оказалась зажатой между мягкой спинкой и сильным торсом Эдама. Она только успела подумать, что от него исходит потрясающая сила, которая превращает ее в обезумевшего кролика, загипнотизированного удавом. — А теперь ты будешь слушать меня. — Губы Эдама почти касались ее лица, и странная дрожь прошла по телу Дайан. — Запомни это и передай своему любовнику. Я не желаю разговаривать с его подстилкой. Я прекрасно понимаю, что он попытался подложить тебя под меня и затем манипулировать мной. Этого не будет. А теперь только для тебя, Дайан. Я любил тебя много лет и продолжаю любить сейчас, несмотря на то что ты оказалась не такой, какой я представлял тебя в своих мечтах. Но уже поздно что-либо менять. Ты можешь продолжать делить своего Итена с Сюзанной, но я не собираюсь делить свою женщину с кем-либо. Мне предложили интересную работу в другой стране. Ты сейчас побежишь к Итену плакаться в жилетку, и, когда он прогонит тебя из-за того, что ты провалила его задание, помни, что я буду в Нью-Йорке еще три дня. Если ты позвонишь мне и скажешь, что поедешь со мной, я смогу все забыть. Тебе, Дайан, я могу простить все. Но Итену я не прощу того, что он отобрал у меня любимую. Когда он выкинет тебя, Дайан, можешь приходить ко мне. Я, наверное, дурак, но так сильно люблю тебя, что согласен принять даже после того, как ты отдалась этому подонку. Ты говоришь, что знаешь людей, но на самом деле смогла лечь под жирную свинью только из-за того, что не пожелала открыть глаза пошире и увидеть, что в этом мире есть люди, которые по-настоящему достойны тебя. — Сейчас же отойди от меня, Эдам Хоули! Дайан изо всех сил уперлась кулачками в его широкую грудь. Она попыталась ударить его, но Эдам перехватил ее руки и крепко сжал тонкие запястья в своей широкой ладони. Другой рукой он прижал Дайан к груди и впился в ее губы. Она пыталась сопротивляться его безумному натиску, но что-то в ней отозвалось на его поцелуй, Дайан почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Губы Эдама терзали ее, делали больно. Он, казалось, решил получить в одном поцелуе то, чего ждал столько лет. Его язык проник в ее рот и принялся ласкать ее. Дайан тихо застонала и обмякла в руках Эдама. Он почувствовал, что она начинает отвечать на его поцелуй, но вдруг она резко выпрямилась и одним движением вырвалась из его объятий. — Как ты посмел!.. — воскликнула Дайан и занесла руку, чтобы дать ему пощечину. Он вновь успел перехватить ее кисть. — Почему же мне нельзя поцеловать тебя? Разве я своим терпением не заслужил такого подарка? Вот Итен терпел столько же лет, а получил гораздо больше. — Ты мерзавец! Знай, что никогда, никогда я даже близко не подойду к тебе! Я ненавижу тебя, Эдам Хоули! Я рада, что ты не будешь больше работать с нами! Ты и в подметки не годишься моему Итену! — Вот как! Действительно, куда уж мне! Я такой сволочью быть не смогу никогда! А насчет того, что ты рада, что я с вами больше не работаю, тут видно твое непостоянство: еще пять минут назад ты умоляла меня об этом, как о высшем благе. Чуть не отдалась мне по указке своего любовника. — Я думаю, что после того, как я расскажу все Итену, он и говорить с тобой не захочет! — А я думаю, что он не захочет говорить с тобой. Запомни, Дайан, когда он прогонит тебя, я буду ждать. У тебя есть три дня. Три дня, Дайан. — Я уже сказала — никогда. — Она повернулась и пошла прочь из его кабинета. — Дайан, — окликнул ее Эдам, — неужели тебе было так же хорошо с Итеном, как и со мной? Она резко обернулась. — Что ты имеешь в виду? — Тебе же понравилось со мной целоваться. Не стоит краснеть и говорить, что это неправда, я же все чувствовал. Меня мучает банальное любопытство: хорош ли Итен в постели? Неужели тебе с ним нравится больше, чем со мной? Дайан ничего не ответила. Она пристально посмотрела в глаза Эдаму, отвернулась и пошла к двери. Когда она взялась за дверную ручку, Эдам вновь окликнул ее: — Эй, киска, а может, мы с тобой все же сделаем это? Разве тебе не все равно с кем спать, с режиссером или с продюсером? — Я не спала с ним. Она увидела, что Эдам покраснел, и поняла, что он поверил ей. Она также поняла, что все это время он по-настоящему и не думал о том, что она и Итен могут быть близки, а все эти оскорбительные слова и намеки только бравада, за которой Эдам пытался скрыть свою боль. Но он слишком сильно ее обидел, чтобы можно было его простить. Дайан вышла из кабинета, не сказав больше ни слова. Эдам тяжело опустился за свой рабочий стол. Он понял, что сейчас сделал непоправимую ошибку и что ему придется расплачиваться за нее всю жизнь. Из-за глупой ревности он оскорбил женщину, которая могла бы составить его счастье. Вместо того чтобы подождать еще немного, пока Итен прогонит Дайан или пока она не поймет, какой Итен мерзавец, он начал говорить всякие глупости. Эдам отчетливо понял, что Дайан не придет к нему, даже если сейчас Колфилд прогонит ее и из театра, и из своей жизни. Он мечтал о ней — гордой и прекрасной. Но так и не понял, что она тоже может кого-то любить, любить по-настоящему, так, как любил он. И теперь, когда ее ждет жестокое разочарование, она не позволит ему протянуть руку помощи. — Неужели я потерял тебя навсегда, Дайан? — прошептал Эдам. 7 Дайан летела в театр, пылая негодованием. Ей казалось, что, как только она расскажет Итену всю правду о том, какой Эдам негодяй, ее любимый сразу же поймет, что все те годы, что они работали вместе, были страшной ошибкой, что он теперь сам справится со всеми проблемами, ведь рядом с ним она, Дайан, и ее любовь придаст ему сил. Она не могла даже попытаться представить, будто все, что рассказал Эдам, — правда. Если он смог так ужасно обойтись с ней, это может значить только одно: все его слова — ложь! Дайан с ужасом вспоминала, как реагировала на поцелуй Эдама. Еще ни один мужчина не вызывал в ней такого трепета и желания. Она не решалась признаться даже самой себе, что ни один поцелуй Итена не смог бы заставить ее забыть обо всем на свете. И, если бы она так давно не любила его, никогда Итен ответа на свой поцелуй не получил бы. На репетицию Дайан все же опоздала. Но она была так рассержена, что даже и не думала об этом. Войдя в зал, Дайан решительным шагом подошла к Итену и сказала: — Мне нужно срочно с тобой переговорить. Актеры удивленно зашептались. Мало того что Дайан вызвала неудовольствие режиссера своим опозданием, так теперь еще и прерывает работу! Это что-то да должно значить! Но Дайан было все равно, что о ней подумают коллеги, слишком многое ей пришлось сегодня пережить, чтобы волноваться о каких-то сплетнях, тем более что вряд ли их предположения пойдут дальше того, что Дайан намерена поставить Колфилду ультиматум. Она уже знала, что кто-то успел распустить этот слух, и даже догадывалась кто. — Хм, Дайан, может быть, ты все же подождешь со своим важным разговором до конца репетиции? — попытался отразить ее напор Колфилд, чтобы не потерять лицо. — Тем более что ты на нее все равно опоздала. — Прошу прощения, — извинилась Дайан, вспомнив все же о правилах приличия. — Нет, Итен, это слишком важно. Новая волна шепотков. Никогда Дайан Сегер не позволяла себе называть режиссера по имени, она всегда обращалась к нему строго официально. Но Эдам настолько вывел ее из душевного равновесия, что она забыла даже о своих принципах. — Хорошо, — сдался Колфилд. — Пятнадцать минут перерыв! — обратился он к актерам. — Надеюсь, тебе хватит этого времени, чтобы сообщить мне все, что ты хотела? — недовольно бросил он, строго взглянув на Дайан. — Я думаю, да. — Тогда пойдем ко мне в кабинет. — Он жестом предложил ей следовать за ним. По коридору они шли в полном молчании. Все так же, не говоря ни слова, Колфилд указал Дайан на кресло возле своего рабочего стола. — Будь добра, для начала объясни мне, с чем связано твое опоздание на репетицию. — Я решила сегодня же сходить к Эдаму и поговорить с ним обо всем, что произошло между вами. Я не совсем верно рассчитала время, которое занял этот разговор. Я, кажется, уже извинилась? — Хм. Теперь Колфилд чувствовал себя не в своей тарелке. Он был уверен, что Дайан долго будет решаться на разговор с Эдамом. И теперь ему ужасно хотелось узнать, чем закончился разговор. Но, судя по виду Дайан, продюсер так и не согласился вернуться. Колфилд уже понимал это, но все еще не хотел признаваться самому себе. Он продолжал надеяться на благополучный исход миссии Дайан. — Так, значит, ты собираешься рассказать мне, чем закончился ваш разговор? Дайан утвердительно кивнула. — Именно. Широко разведя руки в стороны, Колфилд как бы предложил ей рассказывать об этой встрече. — Итен, я считаю, что тебе следует порвать с Эдамом все отношения, — заявила Дайан. — Что это значит? — удивился он. — Я не знаю, почему так много лет мы не могли понять, что он за человек! — Ближе к делу, Дайан. — Колфилд недовольно поморщился. — Он согласен работать над этой постановкой? — Нет. И я настаиваю, чтобы ты прекратил все попытки связаться с ним. Не стоит унижаться, Итен. Он этого не заслуживает. — Но почему ты так решила?! Колфилд был вне себя. На этот разговор он возлагал все свои надежды. Он просто не представлял себе, как Эдам смог отказать в чем-то Дайан! — Он подонок! Если бы ты знал, что мне пришлось выслушать от него! Это было так ужасно, что я не хочу даже вспоминать! — Дайан, я все же прошу тебя пересказать ваш разговор. — Я не думаю, что тебе это понравится, — с сомнением ответила Дайан. — А вот это позволь решить мне, — жестко сказал Колфилд. — Хорошо. — Она вздохнула. — Я пришла к Эдаму, он сейчас же принял меня. Он думал, что я пришла принять его предложение о новом трудоустройстве. Я сказала, что не собираюсь пока что бросать «Театр Эдвина Бута». Я ему объяснила, что хотела бы помирить вас. На это Эдам ответил, будто не желает иметь с тобой ничего общего, пока ты общаешься с Сюзанной. Он… Нет, Итен, я не могу тебе рассказать, это так ужасно! — Уверяю тебя, все, что ты мне сейчас расскажешь, я уже услышал от него. Так что можешь продолжать. — Он сказал, что ты спишь с Сюзанной, и поэтому решил дать ей роль. Он вспомнил поговорку: «Седина в бороду — бес в ребро». А еще он рассказывал ужасные вещи про Сюзанну. Я не знаю, откуда он это узнал, и вообще не могу поверить, что хотя бы часть той грязи, которой Эдам ее облил, может быть правдой. — Интересно, что же такое знает Эдам о нашей дорогой мисс Элиас? — спросил Колфилд. — Если хочешь, спроси у него сам, я не буду пересказывать грязные сплетни. — Это я так, банальное любопытство. Но я уверен в Сюзанне. Для меня это значит больше, чем вся информация Эдама. — Я рада, что ты так думаешь. — Дайан улыбнулась ему. — Спасибо, милая. Что же произошло дальше? — Я начала ему доказывать, что роль Сюзанна получила только потому, что она действительно для нее подходит. Я рассказала о твоей трактовке пьесы. Это можно было сделать? — Конечно, это не очень хорошо, вдруг он расскажет кому-нибудь. Но я все же думаю, что ничего страшного не произойдет. Мы будем первыми. И как же Эдам отреагировал? — А он продолжал утверждать, что Сюзанна тебя окрутила. Я привела последнее известное мне доказательство. Я была уверена, что уж ему-то Эдам поверит, но ошиблась. Дайан неожиданно замолчала. — Что ты ему сказала? — Я сказала, что ты признался мне в любви. — Что он тогда сделал? Дайан показалось, что Колфилд нервничает все сильнее. — Он начал говорить мне гнусные вещи. — Голос Дайан дрожал от внутреннего напряжения, которое она испытывала. Ей казалось, что она не сможет справиться с этой дрожью и через несколько мгновений слезы потекут по ее щекам. — Он требовал, чтобы я спала и с ним, если так легко отдалась тебе. — Что ты сделала? — низким голосом, от которого у Дайан по коже пошли мурашки, спросил Колфилд. — Я сказала, что это не случится никогда. Я ведь люблю тебя, Итен, я бы не смогла изменить тебе. — Насколько я понял, если бы ты согласилась спать с ним, он бы, возможно, продюсировал мою пьесу? — Итен! Как ты только можешь думать так плохо обо мне! Я категорически отказалась иметь с ним что-то общее! Колфилд встал из-за стола и принялся нервно ходить по кабинету. Через несколько минут он остановился возле кресла Дайан и грубо спросил: — Ты уже подписала новый контракт? — Нет, я еще не успела. Я думала зайти сегодня… — Можешь не утруждать себя. Ты мне больше не нужна. — Что… что это значит, Итен? — удивленно спросила Дайан. — Это значит, что больше «Театр Эдвина Бута» в твоих услугах не нуждается. Можешь убираться на все четыре стороны. Думаю, найти работу тебе не составит труда, тем более что сезон начнется только через пару месяцев. — Но почему ты так со мной поступаешь?! — Ты не оправдала моего доверия. — Итен, поверь мне, я не согласилась спать с Эдамом! Я отбила все его попытки затащить меня в постель! Я бы ни за что не изменила тебе! — Идиотка! — Терпение Колфилда лопнуло. — Ты должна была с ним переспать! Ты думаешь, я хотел, чтобы ты просто поговорила с Эдамом, как со старым хорошим другом?! Я хотел, чтобы ты легла под него! — Нет, этого не может быть! Ты же не просил меня говорить с ним, я сама решила сделать это! — Ты дура, Дайан! Я был уверен, что ты обязательно предложишь свои услуги, оставалось только разжалобить тебя. — Итен, я не верю тебе! Ты же говорил, что любишь меня! — А как иначе я мог бы заставить тебя пойти к Эдаму? — Если бы ты попросил меня, я бы пошла и так! — сквозь слезы сказала Дайан. — Если бы я тебя попросил! Да ты же собиралась уходить из «Театра Эдвина Бута»! О чем я мог с тобой разговаривать, если знал, что ты вздыхаешь обо мне ночами, а весь театр в это время судачит о моей связи со Сью! Ты бы, может, и пошла, но Эдам даже не стал бы тебя слушать, если бы ты сказала, что хочешь поговорить с ним по моему поручению. Ты должна была лечь под него! Тем более что сам он давно этого хочет, уж поверь мне. — Нет-нет, я не могу поверить тому, что ты говоришь! Я же люблю тебя, как я могу переспать с кем-то? — Если бы любила, смогла бы. А так все твои чувства — сплошная болтовня. Уходи, Дайан. Ты мне больше не нужна. — Ты не можешь вот так взять и выгнать меня из театра! Я же прима «Театра Эдвина Бута»! — Теперь примой будет Сью. По крайней мере, она знает, под кого и когда стоит лечь. На нее я могу рассчитывать всегда. — Так ты… Вы все-таки близки?! — Да, и здесь ты тоже обманулась. — О, Итен, зачем ты так надо мной издевался! Я ведь люблю тебя, пойми же, люблю! Дайан смотрела полными боли глазами на человека, за которого была готова отдать жизнь. В молитвенном жесте она протянула руки к Колфилду. Она умоляла его одуматься, сказать, что все это шутка, глупая и неудачная. Но он был неумолим, как каменная стена. — Мне не нужна подстилка. У меня уже есть одна. Помоложе и посимпатичнее. Прощайте, мисс Сегер. Колфилд. распахнул дверь, предлагая Дайан покинуть его кабинет. Она поднялась с кресла. Мир рушился на глазах Дайан. Еще вчера в этом самом кабинете сбылась ее мечта, а сегодня любимый мужчина растоптал все, что она долгими одинокими ночами строила на песке своих грез. Она в последний раз взглянула Колфилду в глаза. Но они были серыми и бесцветными, как ноябрьское небо. В них Дайан прочла приговор своей любви. — Дайан, — услышала она любимый голос и оглянулась; надежда, что все еще образуется, теплилась в ее душе. — Документы тебе пришлю по почте. Не трудись даже заходить сюда. И забери свои вещи из гримерной прямо сейчас, в ней теперь будет гримироваться Сью. Дверь в кабинет захлопнулась, отрезая последнюю безумную надежду Дайан. Буквально через несколько секунд после того, как Дайан скрылась за поворотом коридора, в кабинет Колфилда вбежала Сюзанна. — Привет! — весело сказала она. — Ну как, получилось? — А как ты думаешь? — хмуро поинтересовался он. — Судя по твоему лицу — нет. — Правильно. Он предложил ей переспать, но эта дура решила хранить мне верность. — Да, этого мы не учли. — Кстати, — сказал Колфилд, — можешь переселяться в гримерную Дайан. Ты теперь ведущая актриса театра. — А куда ты переселил мисс Сегер? И вообще как она на это известие отреагировала? — Я попросил ее покинуть театр. — Ты шутишь?! Теперь же сплетни пойдут по всему городу! — Ничего страшного, и так скоро все будут в курсе наших отношений. Так что Дайан мне больше не нужна. С ней слишком много хлопот. — Мне кажется, ты не прав. Но я доверюсь твоему мнению, все же ты знаешь больше меня, — поспешно добавила Сюзанна. Она решила, что ничего уже не исправишь, а вместо того, чтобы критиковать Колфилда за неверный поступок, лучше лишний раз напомнить ему, что он мужчина и все делает так, как считает нужным, а она лишь подчиняется его мнению. — Ты пришла, чтобы узнать у меня о состоянии дел? — спросил у нее довольный лестью Колфилд. — И за этим тоже. Понимаешь, у меня возникла одна серьезная проблема… — Сюзанна сделала вид, что ей очень неловко. — Рассказывай, — милостиво разрешил Колфилд. Сюзанна быстро подбежала к его креслу и уселась к нему на колени. — Понимаешь, милый, я задолжала за квартиру. Нужно срочно отдать долг, а то меня выселят. — Пусть выселяют, переедешь жить ко мне. Все равно все знают о нашей близости, а так ты будешь всегда рядом. — Нет, милый, поверь мне как женщине, я не слишком долго живу в Нью-Йорке, но уже поняла: независимо от того, что ты делаешь, внешние приличия должны быть соблюдены. Если мы еще и жить вместе начнем, твоя репутация будет погублена! Подумай о том, что тебе нужно еще найти деньги на спектакль. — Ты у меня умница, Сью. Удивительно, но ты обычно бываешь права! Я как-то об этом и не подумал! — Но это еще не все, — прервала его Сюзанна, — моя мама довольно часто приезжает ко мне в гости. Для нее будет ударом, если она узнает, что я живу у тебя. К тому же она всегда останавливается у меня. Колфилд сразу же понял намек Сюзанны на то, что ее мама скорее всего предпочтет останавливаться у него дома. Он немедленно согласился со всеми доводами любовницы. — Конечно, я дам тебе денег. Сколько ты должна? — Пятьсот долларов, — на одном дыхании выпалила Сюзанна. Она не знала, насколько скуп Колфилд, и сегодня решила устроить ему проверку. Когда Сюзанна увидела выражение его лица, она сразу же поняла, что следует что-то предпринять, чтобы он не слишком сильно волновался. Она прижалась губами к его уху и проворковала: — Я, конечно, могу поговорить с домовладельцем, может быть, он пойдет мне навстречу. В это время ее рука уже лежала на ширинке Колфилда. Только через несколько секунд, когда у него восстановилось дыхание, он смог ответить: — Ну что ты! Конечно, я дам тебе эту сумму. — Только чуть-чуть попозже, — уточнила Сюзанна. Как сомнамбула, Дайан шла по коридорам театра, который стал ей родным. Она вдруг с отчетливой ясностью поняла, что до сегодняшнего дня так и не сумела по-настоящему узнать человека, которому была готова отдать всю свою жизнь. В гримерной Дайан с трудом нашла сумку, в которой много лет назад принесла в «Театр Эдвина Бута» все ей необходимое. Тогда она пришла победительницей. Она знала, что станет в этом театре главной актрисой, что сможет завоевать привередливую публику Нью-Йорка. А теперь она уходила как побитая жестоким хозяином собака. Дайан хотела задержаться в гримерной, пока все не уйдут из театра, но вдруг подумала, что пройдет десять — двадцать минут и сюда явится Сюзанна праздновать свою победу. Дайан поспешила собрать вещи и уйти как можно скорее. Сейчас ей придется сыграть самую сложную роль в своей жизни. Нельзя, ни в коем случае нельзя, чтобы кто-нибудь догадался, что ее выгнали, как паршивую собачонку, которая до смерти надоела хозяину. Она вышла в коридор с гордо понятой головой. На лице ее было то самое выражение спокойствия, которое все привыкли видеть. Дайан зашла попрощаться ко всем, с кем общалась на протяжении этих лет. Всем, кто спрашивал, почему она вдруг решила уйти, Дайан объясняла, что не согласна с политикой, проводимой главным режиссером. Все сочувственно кивали, убеждаясь, что слухи правдивы. Дайан специально решила не придумывать чего-то другого, если есть готовая версия и все ждут, что события будут развиваться по придуманному ими сценарию. Никто не должен был знать, что Дайан Сегер и Итен Колфилд могли стать близки. Никто и никогда. Она была уверена, что, несмотря на ссору, Ингрид никому не расскажет о признаниях Колфилда, а Эдам точно не будет распускать язык. Прощаясь с коллегами, Дайан молилась о том, чтобы не встретить Ингрид. Она была уверена, что не сможет обмануть подругу, которая прекрасно знала ее и всю историю короткого счастья Дайан. Но, благодаря Провидению, Ингрид в театре не было. Уже больше недели Дайан безвылазно сидела дома. Она не отвечала на звонки, не проверяла почту. Она даже не включала вечером свет. Слишком болела ее душа, чтобы Дайан могла позволить кому-то или чему-то вторгнуться сейчас в ее жизнь. Дайан хотела только одиночества. Она не думала о том, что ей следует найти себе работу, пока не начался театральный сезон, она даже не чувствовала в себе сил выйти в магазин за продуктами. Большую часть суток Дайан сидела или лежала на кровати, закутавшись в одеяло. Она никак не могла заставить себя переступить через все, что с ней произошло. Дайан надеялась, что боль сама поутихнет, но с каждым часом одиночество становилось все страшнее, а боль все невыносимее. Дайан не могла забыться даже во сне. Ей казалось, что блаженное состояние покоя навсегда покинуло ее. Больше не было ночи и дня, была только боль. Но все же на седьмой день усталость сморила Дайан, и она смогла ненадолго забыться в глубоком, без сновидений, сне. Но что-то заставило ее вернуться обратно в мир, в котором она не хотела больше жить. Несколько минут Дайан не могла понять, что заставило ее проснуться. Она уже много дней не слышала, как звучит ее дверной звонок. Наконец она поняла, что кто-то звонит в ее дверь. Дайан все так же не хотела никого видеть. Она постаралась спрятаться в одеяле от настойчивого звонка. Но тот, кто к ней пришел, был крайне настойчивым человеком. Он продолжал звонить. Дайан надеялась, что когда-нибудь терпение у него все же закончится. И действительно, как только она подумала об этом, звонок смолк. Дайан приготовилась вернуться в тяжелую полудрему, но услышала, как в дверь принялись бить ногами. Она поняла, что все же придется вставать, иначе ее незваный гость переполошит всех соседей. Встав, Дайан побрела к двери. Только в прихожей она услышала голос Ингрид, которая кричала, что она уверена, что Дайан дома и просто не хочет открывать. Дайан поняла, что дверь теперь уж точно придется открыть. Ингрид могла решить, что с ее подругой произошло что-то страшное, и вызвать полицию. Дайан совсем не хотелось объяснять полицейским свои жизненные драмы. Она подошла к двери и открыла замок. — Ну слава Богу, — с порога заявила ей Ингрид, — я уж думала, что с тобой что-то случилось и придется вызывать полицию! — Я рада, что открыла до того, как ты это сделала. — Дайан бледно улыбнулась ей. — Я рада, что ты жива, — совершенно серьезно сказала Ингрид. Она протянула руку и щелкнула выключателем. От яркого света глазам Дайан, которая привыкла к полутьме, стало больно. Из-под крепко зажмуренных век потекли слезы. — Боже мой! — воскликнула Ингрид. — Что ты с собой сделала! Впервые за семь дней Дайан посмотрела в зеркало. Ее кожа всегда была бледной, но сейчас она отливала зеленоватым цветом, под глазами были огромные глубокие тени. Да и лицо Дайан теперь напоминало обтянутый кожей череп. Только глаза казались еще огромнее и зеленее. — Дайан! Ну как же так можно! Ты ела хоть что-нибудь с того момента, как ушла из театра?! Дайан пожала плечами. — Что-то ела. — То, что ты не выходила на улицу, и так видно. Так нельзя, Дайан! Ты должна взять себя в руки. — Если бы мне этого хотелось, Ингрид… — тихо произнесла она. — Мне этого хочется, — твердо заявила Ингрид. — Одевайся немедленно! Постарайся привести себя в порядок, чтобы мне не было стыдно идти с тобой рядом, и мы пойдем куда-нибудь поужинаем. Заодно ты расскажешь мне все, что с тобой приключилось с того момента, как мы поссорились. — А я думала, об этом говорит весь театр, — вяло удивилась Дайан. — Театр, может, и говорит, но я хочу знать, как все было на самом деле. Так что давай пошевеливайся. Ингрид с силой втолкнула Дайан в ванную комнату. И хотя Дайан не хотела никуда идти, она прекрасно понимала, что сопротивляться Ингрид бесполезно. Она вздохнула и пошла «пытаться привести себя в порядок». — Ой, совсем забыла! — вскрикнула Ингрид. — Немедленно позвони своим родителям. Они волнуются, что с тобой случилось. — Почему это они вдруг волнуются, я же недавно им звонила? — с подозрением спросила Дайан. Она уже давно не жила с родителями, и они привыкли к тому, что дочь звонит им примерно раз в месяц. А в последний раз Дайан звонила не больше десяти дней назад. — Видишь ли в чем дело… — Ингрид замялась. — Выкладывай, что ты опять такое натворила, — со стоном произнесла Дайан. — Между прочим, натворила не я, а ты, — обиделась на подругу Ингрид. — Это же ты пропала неделю назад неизвестно куда, а перед этим умудрилась со мной поссориться. Твой домашний телефон не отвечал, и я решила, что ты уехала к родителям зализывать раны, тем более что ты давно у них не была. Я им позвонила, они сказали, что тебя нет, а так как я представилась, они конечно же начали волноваться, раз даже я не знаю, где ты. Пришлось сказать, что я поссорилась с тобой, а сейчас решила мириться, но не могу найти тебя. Я дала им клятвенное обещание, что, как только встречусь с тобой, заставлю тебя позвонить им. — Не могу сказать, что ты виновата, но все же это плохо, что они разволновались. — Ну так позвони им и успокой. — А как я объясню, почему меня не было дома? — Скажешь, что ездила в другой город по поводу работы. Тебе все равно придется им сказать, что ты ушла из «Театра Эдвина Бута». — Я бы не сказала, что это было мое решение. Итен выкинул меня, как собачонку! — На глаза Дайан навернулись слезы. — Нет-нет, ты мне все расскажешь потом, иначе ты сейчас расплачешься и совсем расклеишься. Иди звони родителям, а потом мы с тобой поговорим. Дайан пошла к телефону, но Ингрид ее вновь остановила. — Да! Я вспомнила самую важную новость! Дядин знакомый из Лондона ищет актрису в «Глобус», дядя готов рекомендовать тебя, точнее рекомендовал. Мне он приказал найти тебя и заставить лететь в Лондон. — Но это же так далеко! — Тебе пойдет на пользу смена обстановки. Тебя там будут ждать через две недели. Билеты заказаны. Так что у тебя будет время съездить к родителям. Все проблемы с визой дядя уладит. — Но, Ингрид, я же не могу бросить все! — А что тебе бросать? Что ты в Лондоне, что ты в Нью-Йорке — все равно родные видят тебя раз в год. Квартиру ты снимаешь, работы у тебя сейчас нет. Так что нечего даже думать! И потом, это же «Глобус»! Редко какой американской актрисе предлагают там работать! Тут нечего и думать! — Но как же я буду без тебя? — Найдешь кого-нибудь еще, такую же ненормальную, — проворчала Ингрид. Она была явно польщена тем, что Дайан не хочет с ней расставаться. — В конце концов, быть может, мой дядя придет в себя, и мне не надо будет следить за тем, чтобы его девицы не перехватили мое наследство. Тогда я тут же прилечу к тебе. — Прости меня, Ингрид, — тихо сказала Дайан. — Глупости какие, — проворчала Ингрид. — Иди сюда, обнимемся, и все будет как прежде. Я тоже была не права. Я лезла не в свое дело. — Нет, если бы я тебя послушалась… — …То всю жизнь думала бы, чтобы случилось бы, если бы не послушалась. Так что, все, что ни случается, все к лучшему. Зато теперь ты будешь играть в Лондоне! 8 Самолет Дайан приземлился точно по расписанию. Она ожидала увидеть туман и моросящий дождь, но Лондон встретил ее жарой и ярким солнцем. — Удивительно! — вырвалось у нее. Пожилая дама, соседка Дайан, похлопала ее по руке. — Я же говорила вам, милочка, что Англия совсем не такая, какой вы у себя в Америке ее представляете. — Да, миссис Брук, вы были правы! Я всегда считала, что если не во всей Англии, то, по крайней мере, в Лондоне всегда идет дождь, а город сложно увидеть из-за тумана и смога. — Нет, милочка, туман бывает только зимой. А смог мы давно извели, с тех пор как перестали топить печи и камины углем. — Неужели только из-за этого над городом образовывался этот ужасный смог? — удивилась Дайан. — Нет, конечно, — весело рассмеялась миссис Брук, — в основном атмосферу засоряли предприятия, но сейчас Лондон довольно чистый в экологическом плане город. Вас будет кто-нибудь встречать? — Не знаю. — Дайан пожала плечами. — Может быть, от театра кто-нибудь и встретит. Но номер в гостинице для меня точно забронировали. — Должны встретить, — уверенно заявила миссис Брук. — Я хорошо знаю англичан, тем более что вы — ценное приобретение для любого театра. — Ну что вы, миссис Брук! — Дайан за время полета услышала от пожилой дамы столько комплиментов, что ей с каждой новой похвалой становилось все более неловко. — Не стоит стесняться! — Миссис Брук ободрительно улыбнулась ей. — Особенно того, что является правдой. Я же была на ваших спектаклях в Нью-Йорке. И буду обязательно ходить на спектакли в Лондоне. Тем более в «Глобус»! — Миссис Брук, а этот театр очень популярен среди лондонцев? — Это, вероятно, самый популярный театр в Соединенном Королевстве. Я обязательно познакомлю вас со своим сыном! Филипп — театральный критик, поэтому я так много знаю о театре и актерах. Я думаю, вам будет о чем поговорить, когда вы придете к нам на обед. — Миссис Брук, мне так неловко! Вы ведь меня почти не знаете. — Какие глупости! Нескольких часов вполне достаточно, чтобы составить мнение о человеке. — И вы никогда не ошибаетесь? — Никогда! Миссис Брук с удивительной для ее тщедушного тела силой подхватила Дайан под руку и потащила вперед, стремясь пройти паспортный контроль и таможенный досмотр как можно быстрее, чтобы воссоединиться со своим любимым сыном. — Как же вам повезло! — стараясь поспеть за пожилой дамой, сказала Дайан. — А вот я знала одного человека очень много лет, и только три недели назад выяснила, что он — негодяй. — Не стоит навешивать на людей ярлыки, как на хороших, так и на плохих. Никогда не знаешь, кем человек окажется на самом деле. Может быть, ваш негодяй не так уж и плох? В ответ Дайан только грустно покачала головой. Миссис Брук первой прошла контроль, а затем и досмотр и с нетерпением ждала, пока пограничники и таможенники проверят документы и багаж Дайан. Когда наконец-то все формальности были улажены, миссис Брук тут же подхватила Дайан под руку и подвела к своему сыну, встречавшему ее. — Дайан, знакомьтесь, мой сын — Филипп Брук. Филипп, это — Дайан Сегер. — Очень приятно, мисс Сегер. Филипп был высоким и очень худым. Но что-то было в тонких чертах этого рыжеволосого мужчины такое, что Ингрид немедленно назвала бы «породой». Он казался хрупким, и поэтому Дайан удивило его крепкое рукопожатие. — Мне тоже очень приятно, мистер Брук, — улыбнулась она ему. — Можете называть меня Дайан. — Отлично, тогда я — просто Филипп. — Милый, ты не представляешь, чью руку ты только что пожал! — Миссис Брук была готова рассказать всему свету, что уже успела подружиться с самой Дайан Сегер! — Теперь представляю, мама, ты же нас представила. — Нет, глупенький, это та самая Дайан Сегер! — Не старайтесь, миссис Брук, — сказала Дайан с усмешкой, — я просто уверена, что в Англии меня знают гораздо хуже, чем в Нью-Йорке. Мне придется завоевывать место под солнцем в этом городе. — Дайан, вы не та ли потрясающая актриса «Театра Эдвина Бута», о которой мама мне много рассказывала? — Не уверена, что потрясающая, но я действительно играла на сцене «Театра Эдвина Бута». — Что же привело вас в Лондон? — Будем считать, что Дайан решила сменить обстановку, не приставай к ней с дурацкими вопросами, Филипп! — одернула сына миссис Брук. — Разве я тебя этому учила в детстве? — Мам, давай не будем! Мама иногда забывает, что мое детство закончилось лет этак двадцать пять назад, — извинился за мать Филипп. — Куда вас отвезти? — Мой отель называется «Мариотт». Но мне кажется, что вон тот человек меня встречает от театра. — Да, вы правы, это помощник режиссера Эдгар Кошер. Мне кажется, он узнал вас. — Мисс Сегер? — спросил, обращаясь к Дайан, маленький почти лысый мужчина. — Да, это я. А вы, вероятно, из «Глобуса»? — Эдгар Кошер, — представился он. — Привет, Эд! — весело поздоровался Филипп. — Добрый день, миссис Брук! Привет, Фил! Ты будешь на нашей премьере во вторник? — Конечно! Это же моя работа. Надеюсь, вы порадуете меня. А сейчас, раз вы, Дайан, попали в столь надежные руки, мы можем спокойно уехать. — До свидания, милая, — попрощалась миссис Брук. — А если мы во вторник после премьеры встретимся у меня дома за ужином? — Она весело посмотрела на окружающих, требуя оценить по достоинству ее идею. — Я бы с радостью, миссис Брук, — ответил Эдгар, — но я обещал жене, что хотя бы один раз в месяц буду ужинать дома. — Вот и берите жену и ваших очаровательных крошек и приходите ужинать домой, но только ко мне. — Я обязательно передам Салли ваше приглашение. — Позвоните мне, Эдгар, когда на что-нибудь решитесь, я же должна знать заранее, на сколько персон мне готовить! — Договорились, миссис Брук! — Мама, теперь мы можем идти? — подал голос Филипп. — Вы нас извините, Дайан, но у меня сегодня еще просто море работы. — Ты хочешь сказать, что встретить мать с самолета для тебя представляет проблему?! — возмутилась миссис Брук. — Ну что ты, мама! Как ты даже можешь такое думать! — Филипп нежно обнял ее за плечи и повел к выходу. — Миссис Брук — замечательная женщина, — сказал Эдгар, обращаясь к Дайан, — но возраст все же дает о себе знать. Когда вы успели познакомиться с дуайеном театральных критиков Лондона? — Филиппа мне представила миссис Брук. — Да нет, — отмахнулся Эдгар, — я говорю о самой миссис Брук. — Мы сидели на соседних креслах в самолете. Она тоже театральный критик? Эдгар усмехнулся. — Она домохозяйка, но всегда в курсе всех театральных событий. Просто миссис Брук формирует театральные предпочтения Филиппа. Как бедняга ни старается, все же от ее влияния избавиться не может. Одно хорошо, миссис Брук прекрасно разбирается в театре. Это, вероятно, от мужа. — Неужели и он был критиком?! — с наигранным ужасом спросила Дайан. — Слава Богу, нет! — рассмеялся Эдгар. — Все гораздо хуже: он был режиссером. Но, я думаю, мы можем обсудить эту и другие темы по дороге в ваш отель. Вы, вероятно, устали за время перелета? Дайан очень мило ему улыбнулась. — Не могу сказать, что падаю с ног, но все же не отказалась бы отдохнуть. — Тогда поехали. Да, когда вам будет удобнее начать репетиции? — А я уже задействована в каком-то спектакле? — Неужели вы не знаете? — удивился Эдгар. — Не знаю. Поэтому и удивляюсь, когда же я успею выучить текст, — честно ответила Дайан. — Этот текст вы точно знаете, — рассмеялся Эдгар. — Вы будете играть Офелию в нашей постановке «Гамлета». Вечером, когда все более или менее, но успокоилось, Дайан решила позвонить Ингрид. Она знала, что сейчас в Нью-Йорке позднее утро, поэтому можно было не опасаться разбудить подругу. Она набрала номер и, пока ждала, когда их соединят, думала о том, сколько всего ей надо рассказать Ингрид. Но, как только Ингрид взяла трубку, Дайан забыла обо всем, что собиралась ей рассказывать. — Ингрид, — строгим голосом произнесла она, — ты знала. — Привет, Дайан! — сразу же оживилась Ингрид. — Ты уже из Лондона звонишь? — Да. Я еще раз повторю: ты знала! — О чем это? — Не пытайся увильнуть. Может быть, ты и неплохая актриса, но у меня тоже есть кой-какой опыт в этом деле. Говори честно. — Ну, если речь идет о том, что тебя взяли сразу же на роль Офелии, тогда да, знала. — Ингрид, тебе очень повезло, что я сейчас по другую сторону Атлантического океана. Почему ты не сказала мне сразу же?! — Я решила, что это будет замечательный сюрприз. — Да, действительно, сюрприз был замечательный! Особенно когда я смотрела большими и счастливыми глазами на помощника режиссера, а он допытывался, не разыгрываю ли я его. Спасибо тебе, Ингрид. — Между прочим, можно было бы обойтись и без иронии, — Ингрид сделала вид, что обиделась. — Можно сказать, что я нашла для тебя эту роль, этот театр, и какая черная неблагодарность в ответ! Дайан рассмеялась. — Я на самом деле благодарна тебе, а если быть более точной и честной — твоему дяде. Передавай ему привет. — Передам, конечно. Как ты там устроилась? — Замечательно! Завтра Эдгар обещал подобрать мне на выбор несколько вариантов квартир, и вообще меня окружают просто замечательные люди. — Еще более замечательные, чем мы с Диком? — Ну, вы-то уж точно вне конкуренции! — Отлично! Значит, ты скучаешь по мне? — Сейчас — да, — честно ответила Дайан. — Что значит сейчас?! — возмутилась Ингрид. — Неужели в самолете тебе не было скучно?! — Прости, конечно, но… не было. Я познакомилась с очаровательнейшей женщиной. Мы проболтали всю дорогу. А когда прилетели, оказалось, что ее сын — один из крупнейших театральных критиков Лондона! Забавно, не правда ли? — А сколько лет сыночку? — Где-то около сорока. — Боже! Сколько же лет твоей приятельнице?! — Думаю, около семидесяти, хотя выглядит она на пятьдесят пять! Это просто замечательная женщина, тебе бы она понравилась, я уверена! — Дайан, со мной ты научилась ходить по клубам и пить текилу. — Вряд ли это можно отнести к моим достоинствам, — с сомнением произнесла Дайан. — Не перебивай меня, пожалуйста! Так, о чем я говорила? — О моей новой знакомой. — Спасибо. Я боюсь, что эта женщина научит тебя вязать носки! Будь осторожнее! А как сынок, симпатичный? — Ингрид! Ты же знаешь, я не встречаюсь с теми, кто близок к театру! Да и мне сейчас совсем не хочется романов. Кстати, я совсем не уверена, что миссис Брук умеет вязать. — Жаль, что у тебя такие дурацкие принципы, — не преминула упрекнуть подругу Ингрид. — Когда ты начинаешь репетировать? — С завтрашнего дня. — О Боже, Дайан! Тебе даже не дадут отдохнуть! Какой ужас! У нас в театре такого никогда не было! Кстати, ты улетела совсем недавно, а тут столько всего случилось! — Ингрид, могу я тебя попросить о большом одолжении? — Для тебя — все, что угодно! — Не рассказывай мне сплетен из жизни «Театра Эдвина Бута». Я не спала больше суток, а завтра у меня репетиция. — Ладно, ладно. Но только одну маленькую новость, это даже не слухи, а точная информация. — Ну хорошо, — сдалась Дайан, поскольку прекрасно знала, что, если уж Ингрид решила что-то рассказать, она ни за что не отступится. — Джонатан Рид отказался играть со Сью! А теперь пока, мне пора бежать! Колфилд все так же не любит опозданий. Ингрид прекрасно понимала, какое впечатление произведет на Дайан эта новость. И, чтобы потомить подругу в ожидании следующего разговора, бросила трубку. Дайан не знала, радоваться ли ей или, наоборот, огорчаться. С одной стороны, то, что Рид отказался играть с Сюзанной, говорит о том, что он предполагал в качестве партнерши ее, Дайан. А с другой стороны, это значит, что постановка окончательно провалена. Дайан прекрасно понимала, что люди бы приходили только ради того, чтобы собственными глазами увидеть, как прославленный Джонатан Рид пытается на своих плечах вытащить спектакль. А теперь же скандал, связанный с именем мисс Элиас, вряд ли привлечет зрителей, тем более в Нью-Йорке. Дайан понимала, что Итен проиграл. Эдам, как всегда в подобных случаях, оказался прав. Но что же такое случилось с Итеном? Ведь Дайан знала его много лет. Он никогда не позволял своим чувствам к тому или иному актеру мешать работе. Он мог быть груб и резок вне сцены, но, когда он делал замечания или же хвалил, что бывало гораздо реже, актеры всегда знали, что порицание или похвала заслуженные. Колфилд даже был готов терпеть Ингрид только потому, что та, если бы приложила хоть немного усилий, могла бы стать очень даже неплохой актрисой. Теперь, когда пелена упала с глаз Дайан и она поняла, что Колфилд и Сюзанна действительно были близки, она не могла заставить себя понять Колфилда. Дайан все же продолжала с уважением относиться к нему как к режиссеру, лучшему режиссеру из всех, с кем она работала. И, хотя Эдам говорил, что Итен не так уж и хорош, что он только и умеет отбирать актеров, Дайан считала, что неважно, каким образом Колфилд достигает успеха, главное, что успех есть. Одного Дайан так и не смогла понять: почему именно ее пригласили в «Глобус» на роль Офелии. Тут явно не обошлось без вмешательства Ингрид, через ее дядю, конечно. Хотя в том, что Стэнли Фильдер рекомендовал Дайан, ничего удивительного не было. Он всегда очень тепло относился к Дайан, с самого первого дня ее работы в «Театре Эдвина Бута». Еще больше он к ней привязался, когда его племянница подружилась с Дайан. Он думал, что его непутевая Ингрид хоть чуть-чуть исправится под влиянием целеустремленной и талантливой подруги. Правда, Дайан до сих пор не была уверена, оказала она на Ингрид положительное влияние или Ингрид на нее повлияла исключительно отрицательно. Но, как бы то ни было, Дайан была рада, что у нее есть такая замечательная подруга. Она решила, что в первый же свой приезд домой обязательно нанесет визит дяде своей обожаемой подруги и поблагодарит его. Глаза у Дайан закрывались. Она поняла, что немедленно нужно ложиться спать, иначе завтра она не сможет не то что играть, а вообще сказать хотя бы слово. 9 В «Глобусе» работа была построена иначе, чем Дайан привыкла в ставшем ей родным за столько лет «Театре Эдвина Бута». Главного режиссера она видела только в самый первый день, когда ее знакомили со всеми. В основном она работала с Эдгаром. У главного режиссера было несколько помощников, каждый отвечал за определенную часть спектакля, а, уже когда они проделывали основную работу, спектакль соединялся главным. Поначалу такой подход сильно удивил Дайан. Она считала, что режиссер должен быть в курсе своего спектакля с первого до последнего дня. Но чем больше они работали, тем отчетливее Дайан начинала понимать, что в таком подходе есть определенный смысл. Эдгар мог посвятить всего себя одной Дайан, не отвлекаясь на третьестепенные персонажи. Да и работали они столько, сколько выдерживал их организм. В «Театре Эдвина Бута» всю режиссерскую работу в основных спектаклях Колфилд брал на себя. Но из-за этого часто актерам первых ролей приходилось дожидаться, пока менее опытные и талантливые актеры, играющие в массовке, сообразят, чего же от них ждет режиссер. Дайан настолько погрузилась в работу с самого первого дня, что совершенно забыла даже думать обо всем, что с ней случилось в Нью-Йорке. Забыть об Итене Колфилде и о растоптанной любви ей помогала миссис Брук, которая явно взяла шефство над своей молодой приятельницей. Она нашла Дайан квартиру, перезнакомила ее со всеми людьми, которые в чем-то могли помочь «милочке Дайан», как ласково называла ее миссис Брук. Самый первый ужин в доме Бруков настолько понравился Дайан, что она откладывала все свои дела, если только миссис Брук, или Эмили, как она попросила Дайан называть ее, приглашала к себе на ужин. Но что-то в этих отношениях беспокоило Дайан. Она никак не могла понять, что же тревожит ее, пока в один из вечеров Филипп не открыл ей глаза. Дайан уже настолько освоилась в доме Бруков, что постоянно помогала хозяйке на кухне. Но в последнее время все чаще Эмили жаловалась на усталость и отправляла следить за жарким подругу и сына. Однажды Дайан решила поговорить с Филиппом о состоянии здоровья Эмили, которое начинало ее беспокоить. — Филипп, тебе не кажется, что твоя мать в последнее время начала слишком быстро уставать? — спросила она, пытаясь таким образом вызвать его на разговор о волнующей ее проблеме. — Ты еще не догадалась, что здесь происходит? — спросил он, весело улыбаясь. — Нет. Но мне кажется, что Эмили больна, и серьезно больна. Она всегда такая активная, а в последнее время все чаще просит помочь ей. И я не уверена, что это так смешно! — постаралась она осадить Филиппа, когда тот принялся хохотать. — Не разбей тарелку, пожалуйста. Филипп продолжал сотрясаться в приступах неудержимого хохота. Дайан растерянно смотрела на него. Ее поражал человек, который, она это видела, искренне любил мать, но при этом мог смеяться, когда обсуждалась такая серьезная тема, как ее здоровье. — Когда успокоишься, скажи мне. Дайан отвернулась от него, рассчитывая, что ее поведение заставит Филиппа успокоиться и поговорить нормально. Но вызвала только новый взрыв смеха. Через несколько минут Филипп все же сумел взять себя в руки. — Прости, Дайан, но, как только я тебе объясню, что происходит с моей матерью, ты тут же поймешь, что меня так рассмешило. — Ты готов объяснить мне это или еще посмеешься? — Нет, сейчас же введу тебя в курс дела. Мама всю жизнь была совершенно уверена, что, если человек к тридцати годам не состоит в законном браке, а к сорока не родил ребенка, на нем можно ставить крест — для общества он потерян. Она всю сознательную жизнь проповедовала эту, с позволения сказать, концепцию. И вот ее единственный сын, опора ее старости, дожил до сорока одного года и так и не женился! И даже не пытался. Маме кажется, что все ее знакомые откровенно смеются над ней и надо мной. Или сплетничают, что что-то со мной не так. Это ужасно, но она даже пыталась заставить меня показаться врачу. И вот появляешься ты. Насколько я знаю, Дайан Сегер очень быстро стала идеалом невестки для моей мамы. Так что все ее недомогания — лишь повод свести нас вместе. Каждый день перед твоим приходом она буквально проделывает мне дырку в голове советами насчет того, как завоевать женское сердце. И, так как ты уже не первая, я прекрасно знаю, как дальше будут разворачиваться события. — Может быть, поделишься своими знаниями со мной, чтобы я была готова отразить атаку? — Нет проблем. Ответь мне только на один не очень приличный вопрос. — Все зависит от того, насколько он неприличный. — А это зависит от того, как ты к этому относишься. — Гм, — только и сказала в ответ Дайан. Она слишком долго общалась с Ингрид, чтобы не замечать в подобном диалоге скрытого смысла. Чтобы выйти из ситуации, которая становилась все более неловкой, Дайан решила действовать напрямик. — Спрашивай, что ты хочешь узнать. — Ты отважная женщина. — Не ёрничай, пожалуйста, никакой отваги не вижу. Я полагаюсь на то, что ты джентльмен. — Поймала, — грустно констатировал Филипп. — Тогда мой вопрос: сколько тебе лет, Дайан? — И все? — удивилась она. — Многие женщины глаза бы мне выцарапали за такой вопрос. — Не вижу ничего крамольного. Мне тридцать лет. Скоро будет тридцать один. — Когда мама прознает про твой день рождения, вместе с поздравлениями она, несомненно, пожелает тебе выйти в этом году замуж и родить ребенка. Потому как ты уже разменяешь четвертый десяток. Затем она начнет расхваливать мои достоинства. Как честная женщина скажет несколько слов о моих недостатках… — А они у тебя есть? — прервала его Дайан. — Даже больше, чем вы обе можете себе представить. А затем, когда ты в ответ, как женщина воспитанная, начнешь меня хвалить, мама без обиняков предложит тебе выйти за меня замуж. И, если ты действительно такая, какой мне кажешься, она загонит тебя в ловушку. Отказать моей матери, если она что-то решила, практически невозможно. А мне кажется, что ты ей более чем нравишься. Во всяком случае, твой рейтинг гораздо выше, чем у остальных кандидаток. — Приятно, конечно, слышать, но… Что же мне теперь делать? — Не поддаваться на провокации. — Филипп пожал плечами и, хитро взглянув на Дайан, добавил: — Если только действительно не хочешь за меня замуж. — А ты возьмешь меня в жены? — вступила она в игру. — Почему бы и нет? Ты красивая, умная, добрая. Чего еще может желать мужчина, у которого большая часть жизни прошла? А если бы здесь была моя мать, она бы добавила «мимо». — Ой, Филипп, я никак не могу понять, когда ты говоришь серьезно, а когда шутишь. — Знаешь, Дайан, я иногда и сам не понимаю. — Он подошел и взял Дайан за руку. Их глаза встретились. — Кажется, жаркое горит… — пролепетала Дайан. — Да, пора доставать, — согласился Филипп, но не сдвинулся с места. Дайан пришлось сделать над собой усилие, чтобы убрать свою руку из его теплых пальцев, отвернуться и наклониться к духовке. Несколько секунд в кухне стояла напряженная тишина. — Давай я тебе помогу, — предложил Филипп. Оба чувствовали себя неловко, но сил обратить все в шутку у них не хватало. — Дайан, мне кажется, что я все испортил. Если ты перестанешь с нами общаться после сегодняшнего вечера, я себе этого не прощу. Да и пока я не собираюсь продавать свою свободу за кусочек золота, пусть даже в форме кольца. — Филипп все же попытался пошутить. — Прости, но мне не идет белый цвет, — откликнулась Дайан. Больше они не касались этой темы, но Эмили действительно развернула на Дайан настоящую охоту. Вот и сегодня, в день премьеры «Гамлета», который совпал с днем рождения Дайан, Эмили потребовала, чтобы праздник состоялся в узком кругу у нее дома. Дайан же вообще не собиралась отмечать свой день рождения. Она считала, что, если сегодня и случилось нечто знаменательное, так это премьера. В конце концов она решила выкинуть все посторонние мысли из головы. Сегодня перед ней стояла намного более сложная задача, чем отбивание посягательств Эмили на ее свободу. Дайан знала, что лондонская публика предвзято отнесется к ней только из-за того, что она иностранка, да еще и американка! Но что-либо изменить в месте своего рождения она была не в силах, поэтому решила заставить своей игрой всех забыть о том, кто она такая и откуда приехала. На сцене не должно быть Дайан Сегер — только несчастная и безумная Офелия. Дайан сидела в своей маленькой гримерной. До сих пор у нее от волнения срывалось дыхание. Три раза их вызывали на поклон. Три раза! Даже в «Театре Эдвина Бута», где Дайан считалась ведущей актрисой, у нее не было столь оглушительного успеха. Она чувствовала, как слезы счастья и облегчения катятся по ее щекам. Она все же смогла сделать это! Она настоящая актриса! Дайан понимала, что ее успех — победа не только над сердцами англичан, но и над памятью об Итене Колфилде. Над теми надеждами, которые он разрушил. Она смогла играть и в спектакле другого режиссера, и играть великолепно. Так почему же ей не попробовать любить другого мужчину? За десять лет, что она провела на сцене, Дайан так и не смогла понять, где же жизнь, а где игра. Быть может, ее сердце так и не научится любить по-новому, как она сама научилась играть. Но неужели всю жизнь ей придется провести в одиночестве? Дайан огляделась. Ее маленькую гримерную уже успели завалить цветами. Это значило, что на спектакле присутствовали люди, которые еще до премьеры верили в нее, в ее талант. Дайан еще никогда так не радовалась цветам, как сегодня. Огромные розы цвета красного вина издавали тяжелый, одуряющий аромат. Хризантемы всех цветов и оттенков походили на стайку разноцветных бабочек. Дайан заметила огромный букет ирисов. Она никогда не думала, что эти цветы могут быть прекрасны, даже когда срезаны. Но среди всего этого великолепия выделялись белые, казавшиеся снегом на горных вершинах, поросших лесом, лилии. Она подошла к столику, на котором стоял букет. Ей очень хотелось узнать, от кого этот прекрасный подарок. Дайан знала, что каждый букет будет обязательно сопровождаться запиской с поздравлениями и пожеланиями, поэтому с нетерпением начала искать карточку. Наконец в самой гуще букета она увидела белую карточку с золотым тиснением. «Прекрасной женщине — прекрасные цветы». И больше ничего — ни подписи, ни какого-либо указания на того, кто прислал эти цветы. В гримерную вошел Эдгар. Он протянул Дайан букетик ландышей. — Это от моего сына. А от меня — обед в лучшем ресторане. — Ты доволен моей игрой? — Я еще на самой первой репетиции понял, что ты — лучшее, что есть в этом театре. — Спасибо, Эдгар. Дайан готова была расплакаться. Никогда еще режиссер не высказывал ей свою благодарность. Колфилд считал само собой разумеющимся, что Дайан Сегер будет неподражаема. — Не обольщайся. — Эдгар улыбнулся. — Обед за то, что мой сын дал обещание прочитать всего Шекспира. Хотя на десерт своей игрой ты тоже заработала. Дайан рассмеялась. — Да, и еще, — добавил Эдгар, — наш продюсер просил передать тебе поздравления и благодарность. Он рад, что не ошибся, как, впрочем, и все мы. Какая-то из корзин от него. Записку найдешь. — Кто он, Эдгар? Я ни разу не видела его, ни на репетициях, ни при заключении контракта. — Он не хочет, чтобы о нем кто-нибудь знал. Но это его право, тут уж мы бессильны. Главное, что свое дело он туго знает. — Просто детектив какой-то! — Сложно с тобой не согласиться. Но мне пора идти, а то Салли опять устроит мне взбучку. — Подожди-ка, я хочу передать твоему сыну записку. Дайан села за гримерный столик и быстро что-то написала на вырванном из блокнота листке. — А мне как отцу позволено прочитать, что там написано? — Нет. Ты же не будешь читать любовную переписку твоего сына, когда он подрастет? — Дайан протянула Эдгару записку. — Неужели после такого вопроса я могу ответить «да»? — Конечно нет! — Дайан рассмеялась. — Просто я боюсь, что содержание записки тебе не понравится. — Дайан, я как отец имею право знать, что ты написала моему сыну! Если вдруг после этого он начнет что-то этакое вытворять, я отдам его тебе на воспитание. — Я дала ему литературный совет, а наши с тобой вкусы не совпадают. А на воспитание я его возьму только вместе с твоей младшей очаровательной дочуркой! — Младшую не отдам. Так что, — с притворным вздохом произнес Эдгар, — придется мне и дальше воспитывать его. Ну ладно, мне пора. Да, Дайан! С днем рождения, от всего коллектива театра. — Эдгар протянул ей небольшую коробочку. — Что это? Он с деланным безразличием пожал плечами. — Открой и сразу же все узнаешь. В коробочке оказалась тоненькая серебряная цепочка с подвеской в виде маленького хрустального глобуса. — О Боже! Какая прелесть! — Я рад, что тебе понравилось. Желаю удачно провести время! — Спасибо, Эдгар! Ой, теперь мне придется задержать тебя. — С Салли сама будешь разговаривать, — пригрозил он. — Нельзя как-нибудь узнать, от кого принесен букет? — Там должна быть записка. — Ее нет. — Тогда тебе предстоит разгадать еще один секрет. — Эдгар с улыбкой развел руками и ушел. Несколько минут Дайан напряженно гадала, кто же мог прислать лилии, и в конце концов пришла к выводу, что из ее лондонских знакомых только Филипп мог придумать такое послание. Она решила сегодня же вечером поблагодарить его за прекрасный букет. В гримерную влетела Эмили Брук. — Милочка! Это было как всегда восхитительно! Нет, даже еще лучше! Английская школа явно пошла тебе на пользу. — Спасибо, Эмили. — Собирайся быстрее! Я уже отправила Филиппа за машиной. — Я вот только не знаю, как увезти все эти цветы. — Да что ты, что ты! Как можно! — замахала на нее руками Эмили. — Это же моветон — увозить все цветы сразу. Это примерно, как пообещать романтическую ночь всем своим поклонникам! — Я не знала, что все так сложно. Я была уверена, что могу забрать все цветы… — растерянно пробормотала Дайан. — Нет-нет! Ни в коем случае! — не унималась Эмили. — Хорошо, я конечно же оставлю их здесь. Я рада, что вы рядом, Эмили, иначе кто бы меня остановил? Но они такие красивые! Мне так жалко оставлять их здесь, где я не смогу ими любоваться. — Ты вполне можешь взять один из букетов. Но только один. Ну два, если второй не от мужчины. — Хорошо. — Дайан вздохнула. — Я возьму лилии. — Неужели эти белесые лилии нравятся тебе больше, чем потрясающие яркие розы! — Да, Эмили. А еще я возьму ландыши, которые мне подарил сын Эдгара. Это, я надеюсь, не будет расценено как попытка соблазнения несовершеннолетнего? Эмили глубоко задумалась и наконец объявила: — Думаю, что не будет. — Я рада, что вы оказались рядом. — Дайан нежно погладила ее морщинистую лапку. — Я тоже рада. А то бы ты разрушила все, что с таким трудом сумела отвоевать у лондонцев. Ты собралась? — Да, кажется. — Тогда пойдем поскорее. Я хочу вручить тебе подарок. — О, миссис Брук, не стоило беспокоиться! — Какие глупости, и слышать не хочу! И я же просила называть меня Эмили! Поздно вечером Филипп отвез Дайан домой. Она слишком устала за этот сумасшедший день, чтобы поддерживать пустой разговор, и Филипп это прекрасно понимал. Всю дорогу они молчали, но в этом молчании было что-то объединяющее. — Ну вот, кажется, приехали, — сказал Филипп, затормозив у подъезда Дайан. — Спасибо за прекрасный вечер. — Не стоит, это скорее заслуга мамы. А вот ты сегодня создала мне проблему. — Это как же? — удивилась Дайан. — Я должен написать рецензию. Тебя я в ней буду хвалить вполне объективно, но, если учесть, что все вокруг знают, как часто ты бываешь у меня дома, могут пойти пересуды. — Ты боишься сплетен? — улыбнулась Дайан. — Я боюсь за тебя. Твое положение еще весьма непрочно. Так что сплетни тебе сейчас совсем ни к чему. — Знаешь, Филипп, в Нью-Йорке я, из-за того что боялась сплетен, потеряла настоящую любовь. Быть может, если бы я не была столь нерешительной, все сложилось бы иначе. — Ты хочешь мне рассказать об этом? — Нет, не сегодня. Я еще не готова говорить о том, почему уехала в Лондон. Ни с кем. Даже с тобой. — Тогда простимся до следующего ужина. — До свидания, Филипп. И спасибо за лилии. — За какие лилии? — искренне удивился он. — За те, что ты мне прислал. — Прости, Дайан, что разрушаю твои иллюзии, — улыбаясь, сказал он, — но я прислал тебе бордовые розы. Думаю, тебе подарили так много цветов, что карточки легко могли перепутаться. — Тогда от кого же эти лилии? — Вероятно, от человека, который лучше, чем я и даже чем моя мама, знает тебя. Ведь лилии тебе понравились больше? — Ну что ты! Розы были такими красивыми! — Дайан! — Филипп поморщился. — Мне кажется, что мы столько с тобой общаемся, что мне ты все можешь сказать честно, тем более что тебе понравились больше чужие цветы. Это такая мелочь! — Я рада, что ты меня понимаешь, Филипп. До встречи. Дайан вышла из машины. — Я бы предпочел, чтобы ты хоть слово сказала про любовь, — тихо сказал он, глядя в удаляющуюся спину Дайан. 10 Теперь после каждого спектакля Дайан получала белоснежные лилии. Ее неизвестный поклонник редко подписывал карточки, вероятно, он решил, что не стоит тратить слова, цветы могут сказать обо всем, что он чувствует. На тех редких карточках, что все же были подписаны, ни слова не говорилось о том, как она сыграла спектакль. А одна из записок поразила Дайан до глубины души: «Спасибо за то, что ты есть». Ей казалось, что после этого не стоит говорить вообще ни слова. Теперь она каждый вечер возвращалась из театра с лилиями. За кулисами уже начали поговаривать о ее таинственном поклоннике, слухи просочились в прессу. И, хотя это был «неплохой рекламный ход», как охарактеризовал ситуацию Эдгар, Дайан не хотелось, чтобы кто-то посторонний проникал в ее тайну. Так как Дайан была задействована только в одном спектакле, у нее было много свободного времени. Филипп уже успел показать ей самые интересные места Лондона, те, о которых ни один турист никогда не узнает. Дайан любила гулять в Гайд-парке, одиночество лечило ее. Она стала спокойнее, увереннее в себе и смогла переосмыслить предательство Колфилда и свой последний разговор с Эдамом. Все с ней случившееся уже не казалось Дайан катастрофой. Она убедилась, что жизнь, несмотря ни на что, продолжается. Дайан теперь часто думала о своей жизни в Нью-Йорке. Многое она начала воспринимать по-другому. Она сожалела, что много лет не позволяла себе хотя бы попытаться сблизиться с Итеном. Она сотворила себе кумира, а когда ее божество оказалось на поверку глиняной болванкой, решила, что мир вокруг рушится. Если бы еще много лет назад Дайан лучше смогла бы разглядеть Колфилда, разочарование не было бы таким сильным. В ее жизни были мужчины и до Итена, но все же никого из них она не любила. Да и они не любили ее. Ведь если любишь, разве можно позволить уйти? Ни один роман Дайан не продолжался больше двух месяцев. Они были слишком разные, у них были разные интересы, разные мнения. Только сейчас Дайан начала понимать, что нет ничего зазорного в том, чтобы сблизиться с людьми своего круга. Ей было легко и приятно с Филиппом. Когда у него выдавался свободный денек, он показывал Дайан город, рассказывал интересные истории и угощал мороженым. С тех пор, как Дайан исполнилось шестнадцать, ни одному мужчине, пригласившему ее на свидание, даже не пришло в голову, что ее можно просто угостить мороженым и покатать на каруселях. Но, как бы Дайан ни было легко и приятно с Филиппом, она все же чувствовала, что со своей стороны не может дать ему ничего больше простой дружбы. Они старались не обсуждать свои чувства и взаимоотношения. И так было слишком много тем для разговоров. Им было хорошо вместе, и пока этого было вполне достаточно. Дайан бы могла чувствовать себя совершенно успокоившейся, если бы не эти белоснежные лилии. Они, казалось, преследовали ее на каждом шагу. Теперь даже в те дни, когда не было спектакля, огромные букеты снежно-белых цветов стояли под дверью ее квартиры. Иногда Дайан не знала, куда их поставить, весь ее дом превратился в огромное поле лилий. Но выкинуть букет, пока не завял последний цветок, она не могла. Эдгар уже начал над ней посмеиваться, предлагая перепродавать цветы. Но Дайан только загадочно улыбалась в ответ. Разве мог знать Эдгар, что тонкий, еле уловимый аромат лилий, который теперь наполнял ее квартиру, навевает Дайан воспоминания о чем-то томительно-приятном, волнующем? Она сама не могла бы сказать, что это такое, но каждый раз, когда она гасила свет и ложилась в свою постель, лилии дарили ей покой. Не понимала Дайан и Эмили. И теперь, когда лилии стали приходить каждый день и белоснежные горы заполнили все комнаты, Дайан просто не с кем было поделиться тем тихим счастьем, которое они ей дарили. Дайан не выдержала и позвонила Ингрид. Ингрид сняла трубку с первого же гудка. — Привет! У нас ночь, а мне не спится, — сказала Дайан. — А у нас день, но я тоже хочу спать, — пожаловалась Ингрид. — Неужели тебе нечем заняться в Лондоне ночью?! Я вот была на открытии нового клуба… — Получается, что нечем. — Дайан пожала плечами, хотя понимала, что подруга ее не увидит. — Можешь не пожимать плечами. — Все же Ингрид хорошо ее знала. — Как там твоя карьера? — На взлете, улыбнулась Дайан. — А как твои дела? — Ничего. В последнее время у Колфилда настолько плохи дела, что он даже меня ставит на главные роли. — Поздравляю! Ты этого заслуживаешь, особенно когда работаешь, а не лентяйничаешь. Жаль только, что тебя оценили в такой тяжелой ситуации. — Слава Богу, что вообще оценили. А то я уже думала, что до конца жизни буду играть молчаливых горничных. Но ты же позвонила не за тем, чтобы расспросить меня о моих успехах. И уж точно не для того, чтобы узнать последние театральные сплетни. Выкладывай, что там у тебя стряслось. — Мне каждый день присылают огромные букеты белых лилий. — Что за люди эти примы! — фыркнула Ингрид. — Их, понимаете ли, не устраивает, что им дарят цветы! — Проблема не в этом, а в том, что я не знаю, от кого они. — Что-то мне подсказывает, что твой поклонник не сможет долго оставаться в тени. Скоро он тебе откроется. Так что запасись терпением. Как там эта пожилая леди, которая пытается навязаться тебе в свекрови? — Зачем ты так о миссис Брук? — укоризненно произнесла Дайан. — Она очень милая женщина, я рада, что познакомилась с ней. В конце концов, у всех свои странности. И я рада, что Филипп находит время для меня. Если бы ты знала, как он ориентируется в Лондоне! За несколько недель общения с ним я увидела столько, сколько не почерпнешь ни в одном туристическом справочнике! А какие интересные истории он знает! — Дайан, а ты там не влюбилась, пока меня нет рядом, чтобы проследить за тобой? — Нет. Об этом я тоже хотела с тобой поговорить. Филипп замечательный человек, но, боюсь, скоро он созреет для того, чтобы сделать мне предложение. — Не забудь позвать на свадьбу, — буркнула Ингрид. — Прекрати, пожалуйста. — А что, он уже признался тебе в любви до гроба? — Хуже, он делал попытку предложить мне руку и сердце. Но, когда увидел мою реакцию, перевел все в шутку. — А почему ты решила, что он сейчас вновь попытается? — Скажи мне, Ингрид, неужели ты, когда смотришь на мужчину, сразу же не понимаешь, что он к тебе чувствует? — Я-то понимаю, а вот у тебя с этим не очень. — Если ты об Итене, то я тогда слишком сильно была влюблена в него. — А сейчас твоя любовь прошла? — Это было заблуждение. Самое большое в моей жизни. Но давай не будем об этом. — Но что ты хочешь от меня услышать? Благословение тебе мама с папой дадут… — Нет, я просто хочу знать, что мне делать, если Филипп, не дай Бог, все же решится просить моей руки. — Дайан, скажи честно: тебе хочется замуж? Не за этого Филиппа конкретно, а вообще, абстрактно, так сказать? — Вообще-то хочется, даже очень. Мне все-таки тридцать один, — после непродолжительной паузы призналась Дайан. — Угу, вредное влияние миссис Брук, — пробормотала Ингрид. — Я просто пытаюсь прояснить для себя кое-какие вопросы, Дайан. Ты в какой вере воспитывалась? — Родители — католики. А вероисповедание играет важную роль? — Это значит, что, если ты выйдешь замуж, ты будешь видеть только своего мужа. И ни за что уже не начнешь встречаться с другим мужчиной. — Но ведь сейчас даже церковь разрешает разводы. — Церковь тут ни при чем, просто я тебя хорошо знаю. Следующий вопрос. Вы с Филиппом спали? — Ингрид! — Ну что ты кричишь? Вполне нормальный вопрос. Если вы с ним были близки, шансы на то, что он позовет тебя прогуляться к алтарю, резко снижаются. — Почему это? — Потому что он и так получил все, что хотел. — Я думаю, он хочет в первую очередь семью. — Вот мы и подошли к самому главному. Ты сможешь его полюбить не так сильно, как любила этого урода Колфилда, а просто чтобы он чувствовал себя счастливейшим из живущих на земле мужчин? — Не знаю… — тихо ответила Дайан. — Значит, не сможешь. Но при этом понимаешь, что он этого заслуживает. — Да, — согласилась Дайан. — Тогда зачем портить хорошему человеку жизнь, связывать с собой, а потом еще и звонить подруге с разговорами на тему «Как он меня достал» и «Зачем я вышла за этого идиота»? Мой совет, Дайан: честно скажи, что не любишь его. — Но мне очень хорошо рядом с ним. Я бы хотела, чтобы Филипп остался моим другом. — А это уже как вы договоритесь. Но я просто уверена, что между мужчиной и женщиной не может быть дружбы. Или любовь — или приятельские отношения. Но ты всегда была не согласна со мной по этому поводу. — Мне кажется, что сейчас я изменила свое мнение. — Прогресс! — весело закричала Ингрид. — Еще один совет, если, конечно, позволишь. — Я могу попробовать не позволить тебе? — съехидничала Дайан. — Так вот, сосредоточься сейчас на этом парне с лилиями. Он точно скоро проявится. Как только состоится первое свидание, позвони. А сейчас пока! Тебе пора бай-бай. — Пока! Разговор с неунывающей Ингрид помог Дайан снять напряжение, которое все больше овладевало ею. Она решила, что в ближайшее же время поговорит с Филиппом об их отношениях. Действительно, подавать ему надежду было с ее стороны просто верхом цинизма! Шанс поговорить с Филиппом представился Дайан гораздо раньше, чем она ожидала. Уже на следующий день после разговора с Ингрид Филипп заехал за Дайан в театр. Он решил сделать ей сюрприз и покатать по Темзе на речном пароходике. С одной стороны, Дайан обрадовалась, поскольку давно хотела посмотреть на Лондон с реки, но у нее как-то не получалось выбраться на экскурсию. А с другой стороны, Дайан понимала, что предстоящий трудный разговор испортит всю прогулку. Она решила, что честнее будет поговорить с Филиппом еще до того, как они сядут на пароходик. Поэтому Дайан предложила не ехать, а пройтись от театра до набережной. Ей казалось, что получаса вполне хватит для того, чтобы обсудить их взаимоотношения. Филипп тоже заметно волновался, но Дайан не замечала этого, погруженная в собственные невеселые мысли. — Знаешь, — наконец не выдержала она затянувшегося молчания, — я хотела поговорить с тобой. — Я тоже хотел, но ты — первая. — Филипп бледно улыбнулся Дайан. — Значит, ты затеял эту прогулку для того, чтобы что-то со мной обсудить? — заинтересовалась она. — Да. — Тогда — ты первый, — попробовала пошутить Дайан. — Какая разница, — устало сказал Филипп. — Полагаю, мы хотим говорить об одном и том же. Но только у нас разные взгляды на проблему. Я ожидаю дискуссию. — Не думаю, что мы будем спорить. Филипп резко остановился. — Дайан, ответь мне… Только учти, что на этот раз я совершенно серьезен. Ты выйдешь за меня замуж? Несколько секунд Дайан боролась с собой. Наконец она нашла в себе силы ответить: — Нет. Неожиданно для нее Филипп широко улыбнулся. — Я рад! — заявил он. — Но… — Дайан смотрела на него непонимающим взглядом. — Дело в том, что уже много дней я пытаюсь попросить твоей руки. Я так измучился в ожидании ответа на вопрос, который еще не задал, что даже твой отказ для меня — радость. — Значит, ты… то есть мы… — Да, я думаю, мы вполне сможем остаться друзьями. Поэтому я все еще хочу покатать тебя на пароходике. — Спасибо тебе, Филипп. — За что? — удивился он. — За то, что ты меня понимаешь. — Да, это действительно много значит. Только, Дайан, у меня к тебе одна просьба. — Она, как и твой вопрос, в пределах джентльменского кодекса поведения? — Да, только кодекса как такового не существовало, но я понял, что ты имеешь в виду. — Тогда я с удовольствием выполню твою просьбу. — Я бы попросил тебя не говорить моей маме о том, что только что произошло между нами. — Боишься ее огорчить? — Нет, я боюсь, что она значительно расширит и так не маленькую дырку в моей голове. Дайан впервые за весь вечер рассмеялась. — Тебе смешно, — надулся Филипп, — а меня еще очень долго потом будут укорять тем, что самая замечательная женщина на свете отказала мне. — Хорошо, Филипп. Мне и самой не хочется огорчать Эмили. — Как там твой поклонник? — Какой? — Дайан не сразу поняла, о ком он ее спрашивает. — Ну тот, который дарит тебе лилии. — Дарит. — Дайан пожала плечами. — Весь театральный Лондон строит предположения, кто бы это мог быть. — И какие есть варианты? — Как это ни печально, но я возглавляю список. — Хм, не вижу ничего удивительного. Мы видимся чуть ли не каждый день. Я главного режиссера вижу реже, чем тебя. — А ты предпочла бы наоборот? — Нет, мне он не слишком нравится. — Значит, в твоих предпочтениях я уже выше главного режиссера. Это обнадеживает. Потому что, Дайан, если ты когда-нибудь останешься одна, тебе будет плохо, а вокруг не будет никого, кто мог бы помочь тебе, защитить тебя, помни: я тебя жду. — Спасибо тебе, Филипп. Дайан смотрела на него глазами, полными слез. Ей казалось ужасно не справедливым, что она не может полюбить единственного человека, который готов все для нее сделать. — Только не плачь! — взмолился Филипп. — Я не выношу женских слез. Если я куплю тебе мороженое, ты успокоишься? — Филипп! Я, конечно, младше тебя, но не настолько, чтобы пытаться подкупить меня мороженым! — Неужели ты откажешься?! — Конечно нет! — Тогда к чему этот протест? — Чтобы ты не думал, будто все на свете можно купить за клубничное мороженое! — Значит, клубничное? Дайан с радостью кивнула в ответ. Когда она вернулась домой, стрелки часов уже перевалили далеко за полночь. Но Дайан не сильно переживала из-за того, что завтра не выспится. Ведь сегодняшний день разрешил главную проблему. Человек, с которым ей легко и свободно, остался ее другом, и при этом между ними нет никакой недоговоренности. Теперь Дайан могла вновь полностью сосредоточиться на работе. Она не слишком удивилась, увидев у своего порога корзину с лилиями. В записке, которую неизвестный поклонник положил в первый «домашний» букет, было написано: «Прекрасная женщина не должна носить за собой цветы. Они выстилают ее путь». Дайан уже привычным жестом подхватила корзину, прикидывая, куда ее поставит, как из цветов выпала записка. Она с интересом подняла ее. Когда Дайан прочла записку, корзина выпала у нее из рук. — Придется тебе, Ингрид, еще и сегодня со мной поговорить, — прошептала Дайан. 11 Дайан безумно волновалась. Ей казалось, что она идет на первое в своей жизни свидание. Возможно, даже на первом свидании она переживала меньше, потому что, по крайней мере, знала, кто ее пригласил. А на этот раз неизвестный поклонник только указал место и время. Он вообще отличался лаконизмом, вот и сейчас остался верен себе. В день свидания Дайан встала раньше обычного. То ли сказалось волнение, то ли солнце светило слишком ярко для такого раннего часа. Она приняла ванну и постаралась уложить свои непослушные волосы, но вскоре поняла, что это практически невыполнимая задача, и оставила рыжие локоны свободно рассыпанными по белоснежным плечам. Для свидания Дайан выбрала открытое платье из тончайшего шифона голубовато-зеленого оттенка. Оно струилось по ее телу как воды спокойной реки. Дайан долго думала, можно ли в одиннадцать часов утра появиться с открытыми плечами, насколько это будет прилично. Но в конце концов решила, что погода стоит слишком жаркая и она имеет полное право не мучиться от жары, а заодно показать все свои достоинства. Ей почему-то казалось, что это свидание будет очень много значить для ее дальнейшей жизни. Может быть, такое ощущение у Дайан появилось из-за того, что она слишком долго ждала раскрытия инкогнито неизвестного поклонника. А может быть, это было то озарение, или, как его иногда называют, предвидение, которое способно изменить жизнь. Но, как бы то ни было, Дайан казалось, будто стрелки на часах остановились и никак не желают подойти к половине одиннадцатого — в это время она решила выйти из дому. Кафе, где была назначена встреча, находилось буквально в десяти минутах ходьбы от ее дома. Но Дайан не сильно удивилась этому: ее поклонник, конечно, знал, где она живет, и поэтому решил, что ей сюда будет проще добираться. Она удивилась времени, на которое было назначено свидание. Репетиции теперь проходили каждый день, так как актер, который играл Гамлета в первом составе, умудрился сломать ногу и ему пришлось искать замену. Эдгар был просто вне себя из-за того, что приходилось вновь сплачивать актеров в единый коллектив. У Дайан оставалось совсем не много свободного времени, как раз до часу дня. И, кажется, ее таинственный поклонник был прекрасно осведомлен об этом. Дайан все еще не была уверена в том, что ей вообще стоит ходить на это свидание — вдруг оно нанесет серьезный урон ее репутации? К тому же Эмили недавно обмолвилась, что набирающей популярность актрисе негоже встречаться со всякими подозрительными личностями. Хотя Дайан подозревала, что это было сказано только из-за стремления миссис Брук поскорее объединить «своих детей». Но все же любопытство победило. Дайан успокаивала себя тем, что встретится с поклонником в общественном месте и при свете дня. Внимая совету Ингрид, Дайан постоянно твердила себе, что она достаточно взрослая женщина, чтобы не обращать внимания на какие-то глупые условности. День был такой же жаркий, как и вчерашний, и позавчерашний. Казалось, природа за что-то разозлилась на Лондон и его обитателей. Вот уже две недели асфальт и бетон раскалялись так, что, казалось, начнут плавиться. Выйти на улицу можно было только до восьми часов утра. Потом солнце поднималось над городом и начинало нещадно палить. Дайан всерьез задумалась о том, чтобы купить себе шляпку и желательно с широкими полями. Она боялась, что или получит солнечный удар, пока дойдет до кафе, или обожжет плечи, а может быть, и то, и другое сразу. Поэтому она прибавила шаг, когда заметила в конце улицы защитные зонтики кафе. Насколько могла заметить Дайан, у сидящих за столиками людей популярностью пользовались исключительно прохладительные напитки и мороженое. Дайан принялась отыскивать «столик у акации». Он оказался в самом тенистом местечке кафе. Она догадалась, что он надежно спрятан от посторонних взглядов. За столиком уже сидел какой-то мужчина. Дайан внутренне напряглась, ожидая встречи. Она только что вошла в тень из-под слепящих лучей солнца и теперь не могла различить лица сидящего. Он немедленно поднялся ей навстречу. — Здравствуй, Дайан. Она остановилась, будто молния желанной всем лондонцам грозы поразила ее. — Здравствуй, Эдам. Не ожидала тебя увидеть в Лондоне. Ты здесь по делам? Дайан оправилась от потрясения и старалась выдержать светский тон. Она еще не забыла того, как Эдам вел себя во время их последнего разговора. Но, переосмысливая все случившееся, Дайан постепенно приходила к мысли, что сама дала ему повод так отвратительно себя вести. Она стала снисходительнее относиться к слабостям и заблуждениям окружающих ее людей с тех пор, как поняла, что и она может ошибаться — не только в своих поступках, но и в своих оценках. — И по делам тоже, — откликнулся Эдам, с восторгом глядя на нее. — Эдам, могу я тебя попросить об одном одолжении? Дайан с беспокойством поглядывала по сторонам. Она понимала, что с минуты на минуту сюда придет человек, назначивший ей свидание. И ей совсем не хотелось, чтобы он увидел ее с другим мужчиной. — Конечно! — Эдам лучезарно улыбнулся. — Я готов сделать для тебя все, что угодно! — Тогда не мог бы ты пересесть за другой столик? — У тебя здесь назначена встреча? — Да, — коротко ответила она, вновь тревожно оглядевшись. — Прекрасной женщине — прекрасные цветы? От волнения у Дайан перехватило дыхание — в руках Эдама, как по волшебству, появился огромный букет белоснежных лилий. — Дайан, я хотел бы извиниться перед тобой за мое поведение во время нашего последнего разговора. Я вел себя как идиот. Вместо того чтобы просто сказать, что люблю тебя, я принялся осыпать тебя упреками. Я ужасно ревновал, Дайан. Особенно потому, что хорошо знал Итена. Я понимал, что этот человек — не для тебя, что ты достойна лучшего. — И этот лучший — ты? — с нескрываемым сарказмом спросила Дайан. В ответ Эдам только широко улыбнулся и протянул ей букет. — О, Эдам! Ты невыносим! — воскликнула Дайан, но лилии все же приняла. — Я готов на все, чтобы искупить свою вину. — Все мне ни к чему, а вот мороженое в качестве компенсации я с тебя все же потребую. Это солнце сошло с ума! — Мне кажется, это я сошел с ума. — Интересно почему? — Потому что рядом со мной сидит самая потрясающая женщина на этой планете! — Самая потрясающая женщина не может вечно выслушивать комплименты. Так что поторопись с мороженым. — Дайан на несколько секунд задумалась и добавила: — Клубничным. — Уже заказано. — Откуда ты знаешь, какое мороженое я люблю? — с подозрением спросила Дайан. — Существует самый надежный источник информации — подруги. — Эдам, ответь мне честно: так ли случайно я оказалась в Лондоне? — Зачем тебе все знать? Должна же оставаться в этой жизни какая-то тайна! — Понятно! Ну Ингрид-то еще девчонка, несмотря на то что ей уже двадцать восемь, а ты — взрослый мужчина! — Дайан! — Эдам понял руки вверх, прося пощады. — Не надо, а то мне уже стыдно! И скажи честно: если бы я тебе предложил поехать в Лондон, ты бы согласилась? — Нет. — Вот видишь! А мне очень хотелось, чтобы Офелию играла именно ты. — А не потому ли на меня так смотрели все остальные актеры, когда я пришла в «Глобус», что ты поставил условие: или я — или ты в этом деле не участвуешь? — Дайан, ты же знаешь, люди склонны посплетничать. Не стоит обращать на это внимания. — Конечно, особенно когда продюсер желает сохранить инкогнито! — воскликнула она. — Я очень хотел тебя удивить. — Тебе это удалось. — Неужели ты хочешь сказать, что тебе не понравилось работать в Лондоне? — Конечно, понравилось! — Тогда в чем же проблема? — В том, что это нечестно! — То, что я тебя устроил работать в лучший театр Англии? Так ты сама это вполне заслужила. — Нет, то, что я не знала, кому обязана внезапно свалившимся на меня счастьем. — Конечно, только мне! — А мне кажется, что довольно серьезную роль в этом сыграла одна особа, которую мы оба хорошо знаем. — Ну и этой особе тоже. — Эта милая девушка сегодня вечером еще получит свое. — За что? — удивился Эдам. — За то, что сунула свой хорошенький носик в мои дела без моей просьбы. — Не будь слишком строга к Ингрид. Она хотела как лучше. — А получилось, как всегда, — вздохнула Дайан. — Что ты этим хочешь сказать? — Вместо принца на белом коне я получила старого друга, которого прекрасно знаю и очень люблю, но все же… — Дайан, ты меня так и не услышала! Попробуй посмотреть на меня по-другому! Сколько же я могу оставаться для тебя просто другом! — Не надо, Эдам, я и так устала выяснять отношения с людьми, которых считаю друзьями. — Ты о Филиппе Бруке? — И о нем тоже. Давай ты угостишь меня мороженым, и я пойду на репетицию. Я все же действительно должна поблагодарить тебя. Я нигде не чувствовала себя так хорошо, как здесь. — Боюсь, тебе сегодня от меня никуда не скрыться. — Что это значит? — Я договорился с Эдгаром. Ты сегодня на репетиции не нужна. Так что весь день в нашем распоряжении. — И что ты хочешь делать? — Я хотел тебя попросить показать мне те места, куда водил тебя Филипп. Мне говорили, что он отлично знает город, но, боюсь, ты так его увлекла, что на меня его драгоценного времени уже не осталось. — Отлично. Только я попрошу тебя еще об одном одолжении. Не говори сегодня ни слова о том, что между нами было, или о своих чувствах ко мне. — Ты не хочешь портить себе день? — Я не хочу портить день тебе. — Дайан улыбнулась ему. — А вообще-то я просто боюсь, как ни смешно и глупо это звучит. Я боюсь того, что мы вновь можем друг другу наговорить. Я ведь тоже была очень не права. — Нет-нет, ни слова! Ты же сама просила! Сегодня наш день, и мы должны провести его вместе так, чтобы навсегда запомнить как один из лучших дней нашей жизни. — Договорились! Они весь день гуляли по Лондону. Оказалось, что Дайан с помощью Филиппа успела основательно изучить город. Она показывала Эдаму укромные уголки в Гайд-парке, они катались на катере по Темзе, посетили Тауэр, полюбовались гвардейцами, несущими караул у Букингемского дворца. Возвращались домой они уже поздно вечером. Дайан счастливо смеялась. — Ни один день моей жизни не был таким чудесным! — Я очень рад, что тебе понравилось проводить время со мной. — Спасибо тебе, Эдам, за то, что ты вырвал меня хотя бы на день из этой круговерти. Я и не думала, что так устала! — А вот я думаю, что нам следует поторопиться. — Эдам указал на небо, на котором собирались грозовые тучи. — Какие страшные тучи, — сказала Дайан. — Они клубятся, как клубок змей. — Не совсем удачное сравнение, но действительно остановится страшно. Сколько нам еще идти до твоего дома? — Минут двадцать… но только если очень быстрым шагом. — Отлично, тогда давай поднажмем. Я хочу успеть привести тебя домой до грозы. — А ты уверен, что она начнется? — Конечно. Я довольно давно хожу под парусом, так что прекрасно знаю, когда небо обещает грозу. — Так ты еще и под парусом ходишь! — Я очень разносторонний. — Ты очень забавный. — Дайан нежно прикоснулась к его руке. — Странно, другой бы на моем месте воспринял это как личное оскорбление, но я понимаю, что это комплимент. — Да, ты прав. Я считаю, что нет ничего зазорного в том, чтобы быть забавным. Если мне легко и весело с человеком, почему это не назвать забавой? — Я и не думал обижаться, можешь не оправдываться. Дайан улыбнулась. — Хорошо, не буду. И тут с неба упали первые крупные капли. Солнце так сильно нагрело асфальт, что, казалось, капли не успевают намочить его, а превращаются в пар. — Кажется, мы все же не успели, — произнесла Дайан. — Тогда придется помокнуть. — А день так хорошо начинался! — с грустью сказала она. — Ты не любишь ливень? — Нет. Я вообще не люблю дождь. — Неужели в детстве ты никогда не бегала босиком по лужам под проливным дождем? — Да ты что! Я с трудом вспоминаю теплые и солнечные дни, а ты говоришь про беготню по лужам, да еще и босиком! — Да, тяжелое и неинтересное у тебя было детство! — Ну, не такое уж и тяжелое и неинтересное. Зато мы постоянно играли в снежки! — То-то я смотрю, ты такая бледная! Снежная Королева! — Не дразнись! У меня действительно очень светлая кожа, но это только из-за того, что я рыжая. И на Снежную Королеву я ничуть не похожа! — Но в моем сердце осколок из-за тебя. — Обратись к врачу. Нынешняя медицина творит чудеса! А уж какой-то осколок вынуть из сердца сейчас вообще не проблема! — Ты жестокая. — Как говорит уже упоминавшаяся нами в разговоре особа, не я такая — жизнь такая. — Знаешь, Дайан, мне кажется, что нам уже не стоит бежать. — Почему? — удивилась она. — Мы уже настолько вымокли, что, если даже полетим, суше не станем. А ты сможешь наслаждаться прогулкой под дождем. — Ну смотри, если я заболею, объясняться с Эдгаром и главным будешь сам, — пригрозила ему Дайан. — Договорились! Кстати, как тебе главный режиссер? Всю оставшуюся дорогу до дома Дайан они говорили о новостях театральной жизни и всяких пустяках. Дайан казалось, что Эдам очень изменился с их последнего разговора. Но Дайан начинала подозревать, что она просто не знала его, как не знала и Итена. Может быть, если бы она потрудилась получше присмотреться к людям, рядом с которыми жила столько лет и которых считала своими друзьями, ее жизнь сложилась бы иначе. Но Дайан постаралась выкинуть из головы эти мысли. Ей было хорошо и свободно рядом с Эдамом, а разве лучшего можно пожелать для случайно появившегося выходного дня? Когда они вошли в квартиру Дайан, в прихожей вокруг них сразу же образовались лужицы воды. Дайан весело рассмеялась. — Мы, кажется, принесли дождь с собой! — Я надеюсь только, что он не прольется на твоих соседей. — Ну, вряд ли мы с тобой насобирали столько воды. Проходи в ванную, я сейчас дам тебе полотенце. — Нет, я лучше пойду домой. — Но ты же весь мокрый! — Ну и что! Можно подумать, что, если я высохну у тебя, дождь меня не промочит снова! — Ты можешь обсохнуть у меня и вызвать такси. Тогда тебе не придется брести под дождем, а мне потом ходить навещать тебя в больницу. — Нет, Дайан, я все же пойду. Спасибо тебе за заботу. Но, понимаешь, я должен сегодня подумать, а для меня нет ничего лучше, чем прогулка под дождем. — Эдам, это мальчишество! — Может быть. Но мы уже решили, что сегодня — день чудачеств. Так что надо закончить его соответствующе. — Я слишком давно тебя знаю, чтобы пытаться переубедить, — со вздохом сдалась Дайан. — Вот и отлично. — Эдам сделал шаг к двери, но вдруг резко повернулся к Дайан. — Что-то случилось? — с тревогой спросила она. — Можно сказать и так, — хрипло ответил Эдам. — Тебе понравился сегодняшний день? — Да, — Дайан улыбнулась, — очень понравился, ты просто подарил мне сказку. — Тогда я прошу тебя, подари мне поцелуй. Дайан помнила, что было с ней, когда Эдам насильно поцеловал ее в своем кабинете. Но, с другой стороны, она ведь тоже хотела этого, она весь день ждала, когда же он наконец решится коснуться ее губ. Так почему же она должна отказываться от того, чего ей так хочется? Она подошла к Эдаму и обняла его. Он закрыл глаза, и губы их сблизились. И вновь Дайан показалось, будто земля уходит у нее из-под ног. Вновь Эдам был нетерпеливым и жадно целовал ее до боли в губах. Вновь Дайан показалось, что пройдет еще несколько секунд — и она умрет от охватившего ее счастья. Они одновременно отпрянули друг от друга и некоторое время стояли молча — глядя глаза в глаза и тяжело дыша. Наконец Эдам оторвал от Дайан пристальный взгляд и, пошатываясь, будто был пьян, пошел прочь. Дайан стояла на пороге и смотрела, как уходит мужчина, который только что заставил ее забыть обо всем на свете. — Эдам! — окликнула она его. Он обернулся. В своем зелено-голубом мокром платье, которое прилипло к телу, Дайан напоминала лилию. Она была такой прекрасной, такой хрупкой и нежной, что Эдам понял: он никогда не уйдет от этой женщины. Эдам бросился в объятия Дайан, и их губы слились в жарком поцелуе. Дайан только и успела подумать, что надо закрыть входную дверь. 12 Дайан в последний раз в этом театральном сезоне играла Офелию. Она полюбила всем сердцем и свою героиню, и старый лондонский театр. Ей иногда казалось, что она уже много лет живет в Лондоне и играет в «Глобусе», а прошло всего полгода с того дня, когда в аэропорту ее встречал Эдгар. Администрация театра предлагала Дайан продлить контракт и поехать на гастроли. Она не знала, что ей делать. В Лондоне перед ней как драматической актрисой распахивали двери все театры, даже самые консервативные. Критика и зрители уже успели убедиться в том, что Дайан Сегер — последовательница классической актерской школы, а потому она легко добилась признания. Журналисты уже пустили утку о том, что она на самом деле англичанка, просто родители вывезли ее, совсем еще маленькую, в США. В интервью, которые она не слишком любила давать, Дайан попробовала опровергнуть эту версию, указывая на то, что ее предки — выходцы вовсе не из Англии, а из Франции, просто фамилия приобрела несколько иное звучание. Но все ее попытки рассказать правду о себе ни к чему не приводили. Она попробовала пожаловаться Эмили Брук. Но Эмили, которая всю жизнь провела среди актеров, режиссеров и зрителей, предложила ей не беспокоиться по этому поводу. — Понимаешь, милочка, — постаралась объяснить ситуацию миссис Брук, — ни один человек не желает слышать правду, если она его не устраивает. — Но меня не устраивают всякие глупые выдумки! Я уже слышала версию о том, что я — незаконнорожденная дочь какого-то герцога, большого любителя театра, даже не столько театра, сколько актрис. — Уверяю тебя, даже если ты представишь доказательства и заставишь опубликовать их, ничего по сути не изменится. — Что вы имеете в виду? — Только то, что появится другая версия. Я считаю, то, что о тебе рассказывают, выглядит довольно безобидно. — А что, может быть еще ужаснее? — Дайан, ты меня удивляешь! Как будто живешь в другом мире. Неужели ты не читаешь газет?! — Читаю, но я не люблю таблоиды. — Тогда понятно. Все более или менее популярные «желтые» газеты очень хорошо о тебе отзываются. Но они должны учитывать вкусы читателей, а поэтому ты должна быть не просто хорошей актрисой, а близкой англичанам по духу. Между прочим, то, что ты приехала из Америки, могло сильно тебе навредить. — Но не навредило же! — В том числе потому, что тебя «обвинили» в родственной связи с герцогом. — Интересно, как его семья отнеслась к этому известию? — Я думаю, совершенно спокойно. Они и не такое слышали о нем. — Жаль, что я не герцогиня, — рассмеялась Дайан. — Хотя, вероятно, тогда бы обо мне и не такое придумывали! Но я предпочитаю критиков, они во всяком случае не слишком интересуются моими родственниками. Тут все зависит только от того, как я сыграю, а не от моей фамилии. — Ну слава Богу! — облегченно вздохнула Эмили. — Ты наконец поняла, что не стоит обращать внимание на выдумки журналистов! А критики, они для того и существуют, чтобы критиковать. — На них я не в обиде. Можно сказать, что многие даже немножко приврали. — И Филипп в первую очередь? — поинтересовалась Эмили. — Вот уж нет! Читая его статьи, я думала, а не обидеться ли. Хотя объективно он всегда был прав. — Мне показалось, что вы сошлись характерами. — Да, мы действительно стали близкими друзьями. — И только?.. — разочарованно протянула Эмили. Дайан почувствовала себя очень неловко. Еще никогда Эмили не позволяла себе столь открыто выражать свои надежды на соединение в браке Дайан и Филиппа. Особенно странно это выглядело при условии, что Дайан и Эдам теперь часто появлялись в обществе, да и жили вместе. Уж кто-кто, а Эмили Брук не могла этого не знать. — Понимаете, Эмили, я бы не смогла согласиться на предложение Филиппа, потому что люблю другого человека. — Неужели ты действительно любишь этого американца?! — возмутилась Эмили. — Эмили! Я никак не ожидала этого от вас! — поразилась Дайан. — Если то, что я американка, вас не пугает, почему вы отрицательно относитесь к гражданству Эдама? — Потому что на твоем Эдаме Филипп точно жениться не может. А ты мне понравилась с самой первой нашей встречи. — Но, Эмили, вы же должны понимать, что сердцу не прикажешь. — Пока он не появился с охапками лилий, готова спорить, что ты о нем и не вспоминала. — Почему же, — возразила Дайан, — Эдам многие годы был моим другом. Я просто не могла не помнить о нем. — Воспоминания воспоминаниям рознь. Если бы Филипп был чуть-чуть поактивнее и раньше предложил бы тебе стать его женой, могу поспорить, мы бы сейчас готовились к свадьбе. — Эмили, а не задумывались ли вы, что Филипп просто не хочет на мне жениться? — Милочка, не рассказывай мне сказки! Вот когда у тебя появятся свои дети, ты поймешь меня. Я очень хорошо представляю, как мой сын относится к тебе. — Такова жизнь, — развела руками Дайан. Ее уже начал тяготить этот разговор. Она понимала, что Эмили любит своего единственного сына и желает устроить его счастье, но предавать свою любовь ради дружбы с этой прекрасной женщиной Дайан не собиралась, тем более что с Филиппом они выяснили отношения еще до того, как на сцене появился Эдам. — И потом, — не унималась Эмили, — что это за любовь через Атлантический океан! — О чем вы говорите? — опешила Дайан. — Мы же сейчас вместе! — А долго ли это продлится? — Пока мы не разлюбим друг друга. — Да нет, — Эмили поморщилась, удивляясь недогадливости своей молодой подруги, — я не о душевной близости, а о географической. Мистер Хоули будет же продюсировать эту замечательную пьесу о любви. Ее написал один американец… Как же она называется?.. — В Лондоне? Это так замечательно! — Нет, — язвительно ответила Эмили, — в Нью-Йорке. — То есть? — Вот поэтому следует читать газеты. В «Гардиан» было опубликовано интервью с мистером Хоули. На вопрос о творческих планах он ответил, что собирается продюсировать в «Театре Эдвина Бута» какую-то пьесу молодого и, как он сказал, очень талантливого автора. Он вновь хочет работать с мистером Колфилдом. — Этого не может быть! — громко рассмеялась Дайан. Она так и не рассказала приятельнице, почему уехала из Нью-Йорка. Если бы Эмили знала историю их отношений, она бы никогда не поверила этой глупой статье. — Я не думала, что он не ставит тебя в известность о своих планах. Иначе бы я этого не говорила. — Эмили явно намекала на то, что считает Эдама Хоули не лучшей парой для Дайан. — Я просто не верю, что он мог мало того что не предупредить меня, так еще и работать с мистером Колфилдом. — У них был конфликт? — Да. На творческой почве. — Интересно, отличаются ли чем-то американские конфликты режиссера и продюсера и наши, английские? Дайан поняла, что Эмили очень хочет услышать подробности, но вот только сама она не хотела никому рассказывать о том, как глупо была влюблена в Итена. — Такие же, — ответила Дайан и мило улыбнулась. Эмили все же поняла, что ее подруга не желает распространяться на эту тему. — Тогда ты мне расскажи о своих творческих планах. — Я думаю над тем, не подписать ли контракт с «Глобусом» на гастроли по Европе. — О чем тут можно думать! Да большинство наших актеров заложат душу дьяволу за такую возможность! А она еще думает! — Но у меня есть еще несколько интересных предложений от других театров. — Рассказывай! — велела Эмили. Дайан всерьез задумывалась о том, чтобы остаться в Англии, но она так соскучилась по своим родным, по друзьям и знакомым. Да и лондонские зрители сильно отличались от тех, кого она привыкла видеть в зале «Театра Эдвина Бута». Она уже обсуждала с Эдамом свои планы и перспективы на следующий сезон, но он каждый раз просил Дайан не торопиться с принятием решения. Потому что, когда она поставит свою подпись под контрактом, что-либо изменить будет слишком поздно. Теперь, после разговора с Эмили, Дайан начинала понимать, почему Эдам смущался каждый раз, когда она в свою очередь спрашивала о его планах на приближающийся сезон. Эдам старался перевести разговор в другое русло или как-то иначе уйти от ответа. Дайан сидела в гримерной и думала о том, что сейчас в последний раз выйдет на сцену в роли Офелии. Как много всего произошло с того дня, как она покинула Нью-Йорк! Она нашла свою любовь и сыграла самую главную роль в своей жизни. Но все хорошее когда-нибудь кончается, как любила повторять Ингрид, вот и Офелия — Дайан сегодня в последний раз будет сходить с ума от своей любви к несчастному мятущемуся принцу. Но Дайан надеялась, что ее любовь к Эдаму будет с ней до последнего ее вздоха. В гримерную заглянул Эдгар. — Дайан, ты готова? Он тоже был расстроен тем, что ему придется проститься с Дайан, но все еще питал надежду, что она все же решит продлить контракт с «Глобусом». Из-за нерешительности Дайан в труппе начала ходить шутка о том, что ей следовало бы играть роль Гамлета, а не Офелии. — Да, Эдгар. — Ну и отлично. Первый акт начнется через три минуты. Ты же не хочешь пропустить начало конца? — Зачем ты говоришь так пессимистично? Не мы первые играем эту пьесу, и играть ее будут еще много-много лет. — Что-то мне не нравится твой сегодняшний философский настрой… — покачал головой Эдгар. Дайан пожала плечами. — Все же в последний раз. — Ох уж эти женщины! Ты как моя Салли. Та тоже то говорит, что стены будем красить в желтый цвет, потому что это модно, а когда я покупаю краску, кричит, что желтый тоску нагоняет. Вот и ты такая же. Сначала твердишь, что ничто не заканчивается, а уж тем более Шекспир, потом сидишь как в воду опущенная из-за того, что играешь Офелию в последний раз в этом сезоне! — Не сердись на меня, Эдгар. Но это действительно ужасно грустно. Ведь скоро мы расстанемся. А я уже успела привязаться к тебе. — Не надо, Дайан. Мы с тобой славно сработались. Но я уже сказал, что ты играешь Офелию в последний раз в этом сезоне. Подчеркиваю: в сезоне! Они услышали третий звонок. — Пора, — тихо сказала Дайан. Она чувствовала, что никогда еще не играла так хорошо. Даже на премьере, которая стала для нее знаковой. Войдя в гримерную, Дайан сразу же увидела на столике огромный букет лилий. Она поймала себя на мысли, что уже настолько привыкла к лилиям по любому поводу, что сильно удивилась бы, если бы вдруг появились другие цветы. Эдам просто заваливал ее лилиями. И хотя с трудом вымолившая себе прощение за вторжение в личную жизнь подруги Ингрид утверждала, что это ненадолго, вот уже несколько месяцев Эдам неизменно встречал Дайан из театра с белоснежным букетом. А уж про дни спектаклей и говорить нечего! Эдам теперь в своих карточках к цветам стал многословнее. Он постоянно придумывал, как выразить свою любовь к Дайан, но, кажется, так и не остался доволен ни одним вариантом. Дайан с интересом начала искать карточку. Она сама уже и не могла представить, как еще можно выразить чувства, переполнявшие их. «Прекрасные цветы — прекрасной женщине», — гласила записка. — Повторяешься, — сказала Дайан, даже не оборачиваясь на звук открываемой двери. Эдам после спектакля всегда приходил в гримерную Дайан. Это стало еще одной традицией в их отношениях. — Ты говоришь о записке или о том, что я пришел? — спросил с улыбкой Эдам. — О записке. Я никогда не буду против того, чтобы ты приходил. — Я считаю, что не грех и повториться. А хочешь сказать, что тебя не заинтриговала эта записка? — Конечно, заинтриговала! Но я теперь каждый раз после спектакля гадала, что же ты еще мне напишешь. — Так ты разочарована?! — В некоторой степени. — В глазах Дайан горели озорные огоньки. — А вот это легче всего исправить. Эдам начал приближаться к ней, и Дайан сразу же поняла по его глазам, какие у него намерения. — А вот этого сейчас не будет! — Вам, леди, бежать некуда. Эдам широко расставил руки. В маленькой гримерной Дайан стало еще теснее, когда он туда вошел, так что теперь ей действительно некуда было бежать. — Поехали домой? — спросила она, обвивая своими тонкими руками его сильную шею. — А так ли нужно куда-то ехать? — Эдам нежно прикоснулся губами к ее щекам, векам и губам. — Ты сегодня была великолепна! Я решил, что сегодня я тебе не буду писать записок. Я по-другому покажу тебе свою любовь. — Эдам! Не делай этого! Только не здесь! Ты же знаешь, что я не могу сказать нет. Голос Дайан дрожал от охватившего ее напряжения. Руки Эдама легко скользили по ее спине, расстегивая молнию на платье. Оно упало к ногам Дайан, будто белый лепесток лилии. — Эдам! Мы не должны делать этого в театре! Дайан из последних сил пыталась не отвечать на ласки, но слишком настойчивы и требовательны были его руки и губы. Она сама не поняла, как ее пальцы принялись расстегивать пуговицы на рубашке Эдама. — Я люблю тебя! — тихо прошептал он, перебирая отливающие золотом и медью густые локоны Дайан. Они сбросили одежду. Их руки и губы исполняли сумасшедший танец страсти и молодости. Эдам обвил руками Дайан свою шею и опустил руки на ее бедра. Он крепко прижал к себе любимую и приподнял ее над полом. Дайан скрестила ноги на его талии. С тихим стоном Эдам вонзился в ее зовущую плоть. — Эдам Хоули! Я запрещаю тебе приходить в мою гримерную! — Тебе не понравилось мое признание в любви? — Он аккуратно укусил ее за ушко. — Не кусайся! Понравилось, но я бы предпочла, чтобы ты продемонстрировал силу своей любви дома. — Дайан нежно поцеловала его в щеку. — Думаю, нам все же следует одеться. — Трудно с тобой не согласиться. Они принялись разбирать валявшуюся на полу одежду. — А еще я думаю, — продолжила Дайан, — что нам следует пробираться к машине через черный ход. Потому что твой костюм ужасно измят. — Ты всегда оказываешься права? — Эдам притянул к себе Дайан и поцеловал ее в нос. Она весело рассмеялась. — Иногда мне кажется, что я тебя гораздо старше! Ты ведешь себя, как влюбленный юноша! — А ты бы предпочла, чтобы я вел себя, как дядя Ингрид? — О нет! Надеюсь, что ты будешь примерным старичком. По крайней мере, настолько, чтобы твоей родне не пришлось постоянно разыскивать для тебя новых девиц. — Ты — единственная девица, которая мне нужна! — Да! Раз уж мы вспомнили про Ингрид. Я разговаривала недавно с Эмили Брук, она говорит, будто читала в какой-то газете, что ты собираешься продюсировать новый спектакль Колфилда. Я ей сразу сказала, что это просто глупость. — Гм. — Эдам был явно смущен. — Я как раз сегодня собирался поговорить с тобой об этом. — Я слушаю тебя, и, заметь, очень внимательно. — Дайан чувствовала, что начинает сердиться. — Ты должна меня понять. Недавно Итен позвонил и просто слезно умолял стать продюсером его постановки пьесы молодого американского автора Джорджа Эпсона. Ты должна была про него слышать. — Можешь не смотреть на меня честным взглядом. Я никогда не слышала об этом авторе, поэтому не могу знать, насколько хороша его пьеса. — Так вот, Итен сказал, что согласен на все мои условия, что играть будут действительно замечательные актеры, что он простился со Сью. И я подумал, что мы могли бы вернуться в Нью-Йорк. Ты бы, конечно, играла главную роль. Итен, когда не мается дурью, очень хорош как режиссер. Я думаю, спектакль получится просто замечательным. — Эдам, позволь еще один вопрос. — Для тебя — все, что угодно! — Он чувствовал, что Дайан начинает закипать, поэтому пытался как-то снять напряжение. — Как давно звонил тебе Итен? — Три недели назад. — Когда ты согласился? — Через три дня он перезвонил. — Ты давал интервью, о котором мне говорила Эмили? — Да. — А сказать мне сразу же нельзя было? — Понимаешь, я не знал, как ты к этому отнесешься. — Ты думаешь, что три недели могут что-то изменить? — Нет. Да. Дайан, я боялся разрушить то, что между нами возникло! Но я не мог отказать Итену. Все же мы с ним столько лет работаем вместе. Я даже могу назвать его своим другом… — Тебя уже не волнует, что твой друг собирался подложить меня под тебя, лишь бы его любовница играла Офелию? — Дайан, пойми, прошло время. Мы теперь вместе, ты любишь меня. Потом, ты бы никогда не сделала этого. Дайан, милая, я хочу вернуться в Америку. Я здесь чужой. Ты конечно же останешься, если захочешь. Я понимаю, что не имею права требовать, чтобы ты ехала со мной. — Почему ты не хочешь остаться в Лондоне? — Потому что я здесь чужой. Я не понимаю этих людей, а они не понимают меня. Мы думаем по-разному! Ты ведь тоже хотела бы вернуться. И вот теперь у нас есть шанс. Тем более что спектакль должен получиться. — Эдам, ты мог хотя бы посоветоваться со мной. — Я хотел, но боялся. Я, наверное, дурак. — Не наверное, а точно, — сердито сказала Дайан. — Из-за тебя я уже так долго морочу головы многим замечательным людям, которые хотели бы видеть меня в своих театрах. Когда ты хотел ехать? — Так ты поедешь со мной! — Если ты думаешь, что я могу теперь тебя бросить, ты глубоко ошибаешься. Я ведь люблю тебя, Эдам, и это не просто слова. Но только я тебя прошу: если теперь будут возникать проблемы, касающиеся нас обоих, давай решать их вместе. — Прости меня, Дайан. Я не заслуживаю твоей любви. — А вот это не тебе решать, а мне. А прощение заслужить довольно просто. Ты даже знаешь как. — Она улыбнулась Эдаму. — Клубничное мороженое? — Именно! Да, и я ни на что не соглашусь, пока не прочитаю пьесу этого Джорджа Эпсона. 13 За то время, что они летели через Атлантику, Дайан успела о многом подумать и многое понять. Еще до отлета из Лондона она пыталась разобраться, почему так легко согласилась вернуться в Нью-Йорк. Ведь сам факт, что Эдам может вновь начать работать с Итеном Колфилдом после всего, что тот сделал, казался Дайан ужасным. Она до сих пор, хотя прошел уже почти год, не могла забыть той кошмарной сцены в кабинете Колфилда, когда он заявил, что давно спит с Сюзанной и Дайан ему нужна только как подстилка для заупрямившегося Эдама. Она понемногу начинала понимать человека, которому подарила свою жизнь и любовь, человека, который должен был сделать ее счастливой. Эдам легко мог простить друга, обидевшего или оскорбившего его, только во имя дружбы, которая, как он думал, когда-то существовала между ними. Он легко забывал обиды и никогда не обращал внимания на досадные промахи окружающих его людей. Дайан чувствовала, что Эдам не совсем понимал, что значил для нее Итен. Она знала, что по-настоящему любила своего режиссера. И если бы он не так жестоко обошелся с ней, быть может, любовь к нему все еще была бы жива в ее душе. Дайан могла бы простить ему даже то, что он ее не любил. Но она не простила Итену измену и предательство. Может быть, если бы она рассказала Эдаму о своем последнем разговоре с Колфилдом, он бы не согласился ехать в Нью-Йорк, а тем более работать с Итеном. Но Дайан считала, что не имеет права нагружать своими проблемами, тем более уже решенными, любимого человека. Она не знала, как теперь сможет работать с Колфилдом. Сделать вид, что ничего не было? Или, наоборот, показать ему всю меру своего презрения? Или просто поговорить о том, что произошло? Но Дайан решила, что лучше всего будет, как и прежде, держать отношения в рамках «актриса — режиссер». И просто не давать Колфилду даже повода думать, будто он заставил ее страдать. Тем более что сейчас Дайан была известна не только в Америке, но и в Англии. Она доказала всем, что ее талант огромен, а мастерство растет с каждым годом. А вот Колфилд сейчас, наоборот, катился по наклонной. За тот год, что Сюзанна выступала в главных ролях, театральный мир Нью-Йорка решил, что знаменитый Колфилд исчерпал себя. Его начали забывать. А нет ничего страшнее для творческого человека, чем забвение. Исчезни со зрительского горизонта всего на несколько месяцев — и найдутся люди, которые спросят: «А кто это?». Вот теперь Итену грозила такая судьба. Дайан была уверена, что в разговоре, который Эдам отказался ей пересказать, Итен, что называется, давил на жалость. Уверял, что именно Эдам как продюсер виноват в падении его популярности. Что Колфилда предают забвению даже самые верные почитатели только из-за того, что Эдам бросил его на произвол судьбы. За год воспоминания Эдама несколько померкли, и нет ничего удивительного в том, что теперь он хочет помочь человеку, которого считал другом. А если учесть, что Эдам теперь уверен, будто Колфилд пострадал из-за него, он в лепешку расшибется, но поможет ему. Дайан не была уверена, что поступила бы так же, смогла бы проявить такую доброту и незлопамятность. Но это был выбор Эдама, ей только оставалось подчиниться решению любимого. Она глубоко вздохнула и прижалась к плечу Эдама, который сидел в соседнем кресле. На смену грустным мыслям о том, что им предстоит, когда они вернутся в Нью-Йорк, пришли не менее грустные мысли о расставании. Дайан вспомнила, как их пришли провожать замечательные друзья, которых они успели обрести в чужой стране за это короткое время. Миссис Брук, как бы ей ни нравилось то, что у ее сына буквально из-под носа увели невесту, все же держала себя в руках и ничем не выказала своей неприязни к Эдаму, чтобы не огорчать Дайан. Эдгар старался сдерживать слезы. Он так привык к «своей звезде», что не хотел работать с другими актрисами. Даже его ревнивая Салли, и та пришла проводить женщину, которая «увела ее мужа от семьи». Филипп по-братски обнял Дайан и тихо сказал ей: — Помни, что я тебе говорил. Ты всегда найдешь здесь друзей, которые помогут тебе. — Спасибо, Филипп, — ответила растроганная Дайан. — Я так рада, что встретила тебя, твою маму, Эдгара. У меня появилось больше любимых и дорогих мне людей. Это замечательно! — Да, милочка, — вторила сыну миссис Брук, — если что-то случится, мы всегда готовы тебе помочь. — Спасибо и вам, Эмили. Если бы не ваши советы, меня бы уже, наверное, возненавидела вся английская публика. — Нет, милочка, тебя ненавидеть нельзя! Тебя можно только обожать. — Эмили поцеловала Дайан. — Если бы я сама любила писать письма, я бы непременно сказала тебе: «Пиши». Но мне потом придется отвечать, так что звони. — Обязательно, Эмили. Последним подошел попрощаться Эдгар. Он крепко пожал руку Дайан. — Если будут проблемы с работой, просто позвони. Я тебе обязательно что-то подышу. Дайан, погруженная в воспоминания, не замечала, что слезы катятся по ее щекам. — Милая, что с тобой? — спросил удивленный Эдам. — Я просто очень расстроилась. — Ты действительно хотела остаться в Лондоне? — нежно спросил он. — И да, и нет. — Дайан пожала плечами. — Я плачу о тех замечательных людях, с которыми познакомилась. Мне их будет не хватать. А еще я плачу о том, что наш медовый месяц закончился. Я не знаю, будем ли мы в Нью-Йорке так счастливы, как были счастливы в Лондоне. — Нет, любимая, мы будем счастливы гораздо больше. И разве для нашей любви имеет какое-то значение, где мы? В Лондоне, в Нью-Йорке, в Париже — везде я люблю тебя, а ты любишь меня. И мы можем быть счастливы только потому, что мы вместе. — Тогда я тебе еще раз скажу, что люблю тебя. Эдам нежно поцеловал ее. Сцена встречи была более веселой. В аэропорт их приехали встретить Ингрид и Дик. — Дайан! Я так рада тебя видеть, а не слышать! — закричала Ингрид, бросаясь на шею подруге. — Я тоже очень тебе рада. Привет, Дик! Как только эта ненормальная от меня отлипнет, я сразу же обниму тебя. — Можешь не торопиться! Я надеюсь, что весь нынешний сезон мы будем обниматься. — Это что значит? — строго спросил Эдам. — Только то, что в новом спектакле мне по долгу службы придется обниматься с твоей девушкой. Надеюсь, ты не вызовешь меня на дуэль. — Дик распахнул свои объятия для Эдама. — А это был бы отличный рекламный ход! Ты не думал переквалифицироваться в рекламщика? — Только если ты сделаешь мне протекцию! Ингрид, отойди же наконец! Я хотел бы потренироваться обниматься с Дайан! — Успеешь еще! Первый спектакль только через месяц. — Через месяц! — охнула удивленная Дайан. — Но… когда же мне репетировать!? — А это спроси у развенчанного театрального короля Нью-Йорка. — Ингрид, ты все еще на ножах с Колфилдом? — поинтересовался Эдам. — А как же иначе! Мы антагонисты. — Кажется, пока нас не было, в этом мире все перевернулось с ног на голову, — обратился Эдам к Дайан. — По-моему, Ингрид и Итен всегда находились в состоянии необъявленной войны. — Да я не про это! Законы физики действуют в любых условиях! А они, как одинаково заряженные частицы, исключительно отталкиваются. — Что тогда ты имеешь в виду? — спросила заинтригованная Дайан. — Тебя не удивило слово «антагонист» в устах Ингрид? — Удивило, но, насколько я помню, героиня, которую она будет играть в новой пьесе, несколько раз использует это слово. — Эдам, почему ты так уверен в моей необразованности?! — возмутилась Ингрид. — Гм, как бы так сказать, чтобы ты не обиделась… Понимаешь ли, ты замечательный человек, верный друг и просто симпатичная девушка. Но иногда ты такие глупости говоришь! — Я думаю, уровень образования Ингрид — ее личное дело, — остановила Дайан Эдама, который собирался перечислить все промахи Ингрид. — Меня больше интересует вопрос, почему спектакль уже через месяц, а я об этом узнаю последней? — Ты действительно не знала? А почему Эдам… — удивленно начал Дик, но тут же замолчал, заметив, как Эдам из-за плеча Дайан делает ему знаки. Истолковать эти жесты можно было только как: «Еще слово, и я тебя убью». — Милая, я все тебе объясню, когда мы приедем домой, — сказал Эдам. — Надеюсь, — коротко ответила Дайан. Она поняла, что Эдам опять что-то решил, не ставя ее в известность. — Расскажите мне о Лондоне! — несколько неуклюже попыталась Ингрид перевести разговор в другое русло. Несмотря на грубую попытку отвлечь ее от волнующей проблемы, Дайан с видимой охотой принялась рассказывать подруге о городе, который успела полюбить. Вечером, когда чемоданы были распакованы и вещи разложены, Дайан вновь решила начать разговор о спектакле. — Эдам, может быть, ты мне все же объяснишь, почему премьера уже через месяц, а я об этом узнаю последней? — Я надеялся, что ты забудешь, — со вздохом произнес он. — Это особенно странно в свете нашего разговора о переезде из Лондона. Мне казалось, что мы поняли друг друга. — Прости, Дайан, но мне не хотелось заставлять тебя улетать из Лондона сразу же, а ты же понимаешь, что начинать спектакль в середине сезона — глупо. — А у тебя не возникло мысли спросить меня, хочу ли я еще оставаться в Лондоне и потом как каторжная работать по двенадцать часов в сутки, или все же уеду раньше, но потом спокойно подготовлюсь? — Дайан, я уверен, что твой талант поможет тебе. Да эту пьесу ты сможешь сыграть через два дня! — Если бы я играла одна, тогда другой вопрос. Но вместе со мной играют другие актеры. А я уже привыкла к английскому стилю игры, так что им придется нелегко, пока я вновь перестроюсь. Дик, например, ужасно удивится, услышав паузу там, где в тексте нет многоточия. — Дайан, они уже давно начали репетиции, они не проходили только те сцены, где задействована ты. Я думаю, чтобы сыграться, вам хватит и недели! — Конечно, хватит, но всем нам будет очень тяжело. Дайан вышла из комнаты. Она была очень сердита на Эдама, который вновь не удосужился посоветоваться с ней, а все решил за нее, и в результате сделал только хуже. — Милая, — позвал ее Эдам. — где ты? — Иду в ванную, — сердито ответила Дайан. — Кстати, у тебя нет таблички «Не беспокоить»? — Зачем? — опешил Эдам. — Я тебя хорошо знаю. Тебя и средство, с помощью которого ты собираешься просить у меня прощения. А я еще очень зла. Пока она говорила это, Эдам уже появился на пороге ванной комнаты. Он с восторгом смотрел на высокую и стройную фигуру своей возлюбленной. Дайан уже успела раздеться и сейчас регулировала температуру воду. Эдам подошел к ней и обвил руками ее тонкую талию. — А это идея, — прошептал он. — И за что я тебя люблю! — Дайан покачала головой, повернулась к нему лицом и, улыбаясь, добавила: — Может быть, табличка и не понадобится. Как Дайан и предсказывала, ей было очень трудно работать. Она уже привыкла к английской школе, тем более что ее учителя предпочитали именно это направление в актерском искусстве. Поэтому она теперь редко находила минутку для того, чтобы пообщаться с Эдамом. Но он, даже если и обижался, молчал, поскольку чувствовал себя отчасти виноватым перед Дайан. А вот времени на общение с Ингрид у Дайан оказалось предостаточно. Они довольно часто сидели и ждали, пока другие актеры пройдут свои сцены. Дайан теперь поняла, насколько удачно была построена работа в «Глобусе». Там она никогда не сидела просто так, только из-за того, что кто-то никак не мог сообразить, что от него требуется. Ингрид была просто счастлива, что Дайан вернулась и теперь все пойдет по-прежнему. Она так ни с кем и не сблизилась за время отсутствия подруги. Ингрид даже немного завидовала тому, что Дайан нашла себе наперсницу и в Лондоне. Но в первый же разговор по душам Дайан отчитала подругу за то, что та позволила себе вмешиваться в ее личную жизнь. — Но, Дайан, — возразила Ингрид, — вы бы сами так никогда и не разобрались в своих отношениях. А ты бы еще, чего доброго, вышла замуж за этого Филиппа. — Филипп — прекрасный человек, но я бы не стала выходить за него замуж только из-за того, что он предложил мне это. Я уверена, что настоящий брак без любви невозможен. — Ты — ретроградка. — Ингрид, тебе повредит эта роль. — Почему? — Слишком много новых слов, значение которых нужно смотреть толковом в словаре. — Дайан, я ведь могу и обидеться! — Это мне следует обидеться за то, что меня за моей спиной сводили с человеком, которого я считала отличным другом. — Зато теперь у тебя есть отличный любовник. — Ингрид! — воскликнула пораженная Дайан. — Мне кажется или ты стала еще циничнее? — Нет, просто ты давно со мной по-настоящему не общалась. А как насчет Эдама? — Во-первых, я не считаю нужным обсуждать свою личную жизнь с кем бы то ни было, а во-вторых, тебе-то это зачем знать?! — А жаль. Ну да ладно, тебя все равно не переубедишь. Лучше расскажи-ка мне, как тебе понравились английские мужчины. — У тебя появился какой-то пунктик по этому поводу. — Дайан, ты нашла свое счастье, а мне его еще искать и искать. Я вот думаю: а не рвануть ли на следующий сезон в Англию? — Правильно, поезжай, но только тебе придется взять у меня несколько уроков. У них совсем другая манера игры. Она очень похожа на… — Дайан! Только не сейчас! Я если и поеду в Англию, то только для того, чтобы завести какой-нибудь роман. Я не собираюсь там работать. И потом, кто меня пригласит? — Почему ты решила, что не сможешь играть в английских театрах? — удивилась Дайан. — Потому что трезво оцениваю свои способности. Я не слишком хорошая актриса. Можешь не пытаться переубедить меня. Если бы я что-то собой представляла, Колфилд давно ставил бы меня на серьезные роли. — Но ведь он и ставил тебя! — Это было от безысходности. Сью слишком всем надоела, хотелось чего-то новенького. — Ингрид, милая, в театре полно актрис, но выбрал-то он тебя. — Не забывай о моем дяде. Колфилду позарез были нужны деньги. — Она грустно пожала плечами. — Дорогая моя, ты позволяешь ему занижать твою самооценку, хотя сама прекрасно знаешь, что он собой представляет и как режиссер, и как человек?! — Дайан, ну зачем мы будем спорить об этом? И ты, и я прекрасно знаем, что Колфилд умеет подбирать актеров. А если он меня не берет, это значит одно — я плохая актриса. — Прекрати! Даже больше слышать не хочу. Я знаю только одну действительно плохую актрису — мисс Сюзанну Элиас. Или она уже успела стать миссис? — Нет, справедливость все же существует. Она все еще у нас в театре. Но Эдам потребовал от Итена, чтобы ее даже рядом не было, когда ты репетируешь. — Интересно, как же Итен смог этого добиться? — А это уже его проблема. Но, думаю, он прекрасно понимает, что сейчас он не в том положении, чтобы спорить с Эдамом. Так что Сью отправили в отпуск, и в ближайшее время ты ее не увидишь. — Не могу сказать, что сильно расстроена. В день премьеры Дайан совершенно не волновалась. Она знала, что сможет сыграть эту роль и сыграть так, чтобы авторитет Колфилда вновь поднялся на прежнюю планку. Все же в некоторой степени она была обязана ему своей славой, ведь он первым увидел в ней актрису. Но если раньше их связывало что-то вроде дружбы, то сейчас они были настолько далеки друг от друга, что даже почти не разговаривали. Дайан не нуждалась в подсказках режиссера, а больше общих тем для разговора у них не было. Дайан вполне устраивала сложившаяся ситуация. Она бы ни за что не смогла вновь улыбнуться Итену, поговорить с ним о проблемах театра или актеров. Они стали чужими. Дайан смотрела на него и пыталась понять, что же она могла найти в этом человеке. Его славу? Но он легко ее потерял. Мастерство? Но Эдгар был гораздо способнее. Даже манера Колфилда одеваться казалась теперь Дайан ужасно забавной. Этот скошенный на одно ухо глупый берет, который, по замыслу Итена, должен был выдавать его принадлежность к богеме. Этот длинный, грубой вязки шарф. Теперь Дайан начала понимать, почему многих людей с тонким вкусом ужасно раздражал Колфилд. Даже ей сейчас было неприятно, когда он обдавал ее сильным запахом мужского парфюма, который пах елкой, как выражалась Ингрид. Она стояла за сценой, ожидая своего выхода, и слушала, как Колфилд дает последние указания актерам. Наконец занавес поднялся, и персонажи первого акта покинули кулисы. — Прости меня, Дайан, — неожиданно услышала она за спиной голос Колфилда. Вместо ответа она только покачала головой. — Я думал, что ты добрее… — Я могла бы простить тебя, если бы была сердита, обижена, но сейчас я ничего к тебе не чувствую, ничего. Мне кажется, что я любила тебя тысячелетия назад. — Но я… — Не надо, Итен, мне сейчас выходить на сцену. Я не хочу думать об этом. Я не хочу никогда больше думать об этом. Я слишком много плакала. Иди в зал, ты же всегда смотрел спектакли оттуда. Она так и не повернулась к нему лицом. Дайан понимала, что, как только увидит размытые возрастом черты, о которых грезила долгими ночами, тут же потеряет спокойствие, а это значило только одно: она не сыграет так, как должна сыграть. Когда закончился спектакль, Колфилд понял, что вновь вернул себе свою славу и репутацию лучшего режиссера «театров вне Бродвея». Он подошел к Эдаму. — Спасибо, что не бросил меня. — Благодарить ты должен Дайан. Если бы она отказалась ехать со мной, я бы, ни на секунду не задумываясь, остался в Лондоне. — Передай ей, пожалуйста, мою благодарность; боюсь, она сейчас не захочет меня видеть. — В этом никто, кроме тебя, Итен, не виноват. — Это я тоже знаю. — Но я тебе даже благодарен: если бы ты от нее так демонстративно не отказался, она бы все еще любила тебя. А так лучшая женщина Вселенной рядом со мной. Эдам резко оборвал свой монолог и пошел прочь от Колфилда, который нервно теребил замусоленный край своего знаменитого шарфа. К Итену подошла Сюзанна. — Привет, милый, — весело сказала она. — Как ты думаешь, я бы смогла сыграть эту роль? — Конечно, — ответил он, понимая, что если сейчас скажет правду, то навсегда потеряет Сюзанну. А ему так хотелось, чтобы рядом был живой человек, пусть даже это будет Сюзанна! — Дайан, ты была великолепна! — заорала Ингрид, распахнув дверь гримерной подруги. Дайан улыбнулась. — Я знаю. — Думаю, автору пьесы повезло, что именно ты играла в ней. Цветы не от него? — невинно поинтересовалась Ингрид. — Ты же видишь, что это лилии. — Ну и что? У твоего Эдама, можно подумать, теперь монополия на эти цветы! Кстати, угадай, кого я встретила в театре, когда пробиралась к тебе? — Даже и не буду пытаться, — рассмеялась Дайан, — ты знаешь слишком много людей. — Нет, этот человек вполне банален. Это Сью. Она просила передать тебе записку. Я хотела отказаться, но она настаивала, иначе грозилась прийти к тебе сама. Вот, почитай. — Ингрид протянула подруге листок желтоватой бумаги. — «Поздравляю. Я сделала ошибку, но теперь я ее исправлю», — прочитала вслух Дайан. — Как ты думаешь, что бы это могло значить? Может быть, ей стыдно? — Нет, Дайан. Не нравится мне эта записка. Она принесет много горя. Я чувствую это. 14 Дайан впервые была по-настоящему счастлива: рядом с ней любимый человек, ее карьера на взлете, дорогие ей люди рядом — что еще может желать человек?! Иногда ей казалось, что все слишком хорошо. Она боялась, что Судьба недолго будет ее баловать. Дайан иногда ловила себя на мысли, что ждет каких-то катаклизмов, не может все быть так замечательно. Эдам смеялся над ее страхами и говорил, что они больше подошли бы суеверной Ингрид. Но все же тревога покидала Дайан, только когда Эдам был рядом. Она решила поделиться своими страхами с подругой. Дайан опасалась, что Ингрид просто посмеется над ней, но реакция Ингрид была совершенно неожиданной. — Это неспроста, Дайан. Мне тоже кажется, что должно что-то произойти, — совершенно серьезно заявила Ингрид. — Я просто не понимаю, что на меня нашло! Ведь все так хорошо. — Не знаю, как ты, а я до сих пор не могу успокоиться насчет записки Сью. — Какой записки? — не сразу поняла Дайан. — Той, которую она прислала тебе после премьеры. — Что-то о том, что она ошибается? — Да, именно. — Но что там страшного? По-моему, девушка поняла, что была не права и ей следует исправиться. — Она собиралась не исправиться, а исправить какую-то ошибку. И я не верю, что эта ошибка — ее характер. — Нельзя не верить в людей. На самом деле в человеке всегда есть что-то хорошее. — В этой милой девушке из хорошего только мордашка, ну и все, что к ней прилагается. — Ингрид, Ингрид, ты неисправима! — Это ты неисправима. Подумай, какую серьезную ошибку Сью могла допустить. — Откуда я могу это знать? — Хорошо, раз ты сама не хочешь думать, придется мне тебе помочь. Чего добивается Сью? — Я бы назвала это устойчивым положением. — А я бы — нормальным мужиком. — Ингрид! — в очередной раз воскликнула Дайан. Иногда ей казалось, что она уже привыкла к цинизму подруги, но каждый раз та выдавала что-то новое. — Ну ладно тебе. Мы с тобой говорим об одном и том же. Этот вопрос можно считать решенным. Следующий. Как она решила добиваться того самого «положения»? — Используя мужчин. — Правильно, занимая положение «лежа». Извини за каламбур. Таким образом, можно сделать вывод, что она или допустила ошибку, ставя себе цель, или ошиблась в выборе способа. — Ты думаешь, она решила более подобающим образом добиваться в жизни того, что она хочет? — Нет, я думаю, что она решила сменить мужчину. — А зачем? По-моему, Итен еще не отказался от нее. Она ведь участвует в некоторых постановках? — Да, но твоей славы и известности ей не видать. А без этого ни один порядочный мужик на нее не клюнет. Просто не заметит. — А при чем тут я? — При том, что Сью вполне могла решить, что ты всего добилась, потому что Эдам давно любит тебя. — Какая глупость! — Дайан рассмеялась. — Да он никогда в жизни не искал для меня ни одной роли! — Это знаем ты и я, ну еще несколько человек, которые непосредственно с этим связаны. — Она могла бы спросить у Итена. — А зачем? Он тогда что-то заподозрит. — Что он может заподозрить? — То, что она хочет заполучить твоего Эдама. — Я уже говорила тебе: то, что ты тут выдумываешь, просто глупо! И не слишком смешно, между прочим. — Дайан, какая ты наивная! Да если твоего Эдама направить по правильному пути, он сможет для тебя найти такие ангажементы, что «Театр Эдвина Бута» просто отдыхает! — Зачем мне это надо? Мне и здесь хорошо. А если меня что-то не устроит, я всегда смогу найти работу в другом месте. — В том-то и дело, что ты, Дайан Сегер, сможешь найти работу в любом театре, а никому не известная Сюзанна Элиас — практически ни в одном. А Эдам ей сможет в этом помочь. Смог же он сосватать тебя в «Глобус». — Между прочим, я его не просила. И вообще, мне очень не понравилась история вашего сговора. — Я уже слышала это, — отмахнулась Ингрид. — Но, если учесть, что сейчас я слышала, как Сью спрашивала, где находится офис мистера Хоули, прикрываясь тем, что Колфилд просил ее туда съездить… В общем, есть у меня нехорошее предчувствие. — Хочешь, поедем сейчас вместе к Эдаму и ты своими глазами убедишься, что он ни за что не будет спать со Сью? Дайан всем своим видом выражала решимость сейчас же ехать к Эдаму, и обязательно с Ингрид, чтобы ее недоверчивая подруга собственными глазами убедилась в стойкости ее возлюбленного. — Ох, Дайан, меня прямо тянет с тобой поспорить! — Выбросишь деньги на ветер! — Не буду, конечно, потому что надеюсь, что я не права. — Ингрид вздохнула. — Как ты думаешь, Эдам обрадуется, когда мы ворвемся в его кабинет? — Думаю, не очень, — с сомнением произнесла Дайан. — Но ведь мы можем рассказать, почему приехали. Он посмеется. — Да уж, обхохочется, — пробормотала Ингрид, едва поспевая за стремительно идущей подругой. — Дайан, я не пойму, ты так хочешь застукать его с другой или так редко видишь, что готова использовать любой шанс, чтобы увидеться? — А почему у тебя возник такой вопрос? — Потому что ты несешься как лань! Нельзя ли помедленнее? — тяжело дыша, спросила Ингрид. — Нельзя. Если ты помнишь, у тебя сегодня спектакль. Между прочим, премьера, между прочим, с тобой в главной роли. Так что мы должны успеть закончить все дела до пяти часов вечера. — Но спектакль начнется только в восемь, а нам нужно быть за час до начала! — Я всегда готовлюсь к спектаклю не меньше часа, а тебе стоит еще раз пройти некоторые места с Диком. Особенно ту сцену, где вы… — О нет! — Ингрид замахала на нее руками. — Не надо! Только не сейчас! Я сегодня видела кошмар, будто забыла текст, так что не подливай масла в огонь. — Ингрид! — воскликнула пораженная Дайан. — Неужели ты так сильно волнуешься?! — Конечно! Просто я не бегаю, как некоторые, из угла в угол, не прихожу за два часа в театр и не мучаю подруг рассказами о своих находках. — Неправда! — Что неправда? — Я так не делаю! — А кто говорит о тебе? У вас, мисс Сегер, завышенная самооценка. Давай-ка возьмем такси. Потому что, даже если мы побежим, на такси все равно будет быстрее. — Давай, — согласилась Дайан. Через несколько минут они были в офисе Эдама. Его секретаря не было на месте. Уже это удивило Дайан. Она знала, что Элли всегда на своем рабочем месте. Эдам не раз говорил ей о том, как ему повезло с секретарем. Дайан даже начинала немного ревновать. Она не была уверена, что он так же часто рассказывает знакомым, как ему повезло с ней, Дайан. — Странно, где же секретарь? — будто прочитала ее мысли Ингрид. — Может быть, она у Эдама? — Давай зайдем и проверим. Дайан почувствовала, что не может решиться открыть дверь. От предчувствия неминуемой беды ее сердце замерло в груди. Усилием воли Дайан заставила себя сделать шаг, потом другой. Противный комок мешал ей дышать. Никогда, даже во время самых первых выступлений, она не чувствовала этого комка, который сбивал дыхание даже самых знаменитых актеров. Ингрид поняла состояние подруги, но не успела взяться за ручку двери, как из кабинета Эдама донесся долгий, полный удовольствия стон. Дайан оттолкнула Ингрид и ворвалась в кабинет. — Что здесь… — Она не закончила фразу, потому что сразу же поняла, что происходит в кабинете. Сюзанна действительно пришла к Эдаму. Но только под легким плащиком, который серой тряпкой валялся на полу, на ней ровным счетом ничего не было. Туфли и серьги, разумеется, не в счет. Сюзанна обнимала Эдама, а его руки лежали на ее обнаженной груди. Рубашка на Эдаме была расстегнута, его щеки, шея, грудь пестрели красными отпечатками губ Сюзанны. Дайан молча подошла к вазе, в которой стоял огромный букет алых роз. — Кому цветы? — поинтересовалась она у Эдама. — Дайан, что ты тут делаешь? — спросил он ошеломленно. — Кому цветы? — повторила она вопрос. — Ингрид. — Отлично, можно? — поинтересовалась Дайан у подруги, показывая жестом, что хочет взять цветы. Ингрид только кивнула. Она была поражена тем, что ее догадка полностью подтвердилась. Дайан вытащила цветы из вазы и передала букет Эдаму. — Подержи, пожалуйста. Он обескураженно принял букет. Дайан взяла вазу, повернулась к Сюзанне и одним движением выплеснула на нее воду. — Ты что делаешь?! — заорала Сюзанна. Ее макияж потек и черные реки туши тут же прочертили дорожки по ее щекам. — Молчи. С тобой я буду говорить потом, если вообще буду, — грубо сказала Дайан. Сюзанна испуганно замолчала. — А теперь, Эдам, — продолжала Дайан, — будь так добр, дай мне этот очаровательный букет. Он протянул ей цветы. Дайан взяла букет, покрепче сжала его в руке и что было сил ударила Эдама по лицу. — Без шипов? — деловито спросила у нее Ингрид. — Да, — ответила Дайан. Казалось, что она натянута как тетива лука и одно малейшее касание может порвать ее. — Жаль, что без шипов, — прокомментировала Ингрид. — Да вы что, с ума посходили! — заорала Сюзанна. — Тебе уже сказали, молчи, пока старшие говорят, — резко оборвала ее Ингрид. — Теперь я готова с тобой говорить, — сказала Дайан Эдаму. Она, казалось, не замечала того, что Сюзанна уже готова вцепиться ей в волосы, и не обращала на нее никакого внимания. — Сразу же отвечу на твой первый вопрос. Я здесь, потому что решила помешать тебе мне изменить, но вижу, что опоздала. Ты ее уже раздел. Поздравляю! — Ты не так все поняла! — Да? Интересно, как же я должна была это понять? — Мисс Элиас пыталась меня соблазнить. — Еще мисс? А я думала, она позволила тебе попробовать ее талант на ощупь только за звание миссис. Она ведь к этому стремится? Поэтому твои руки были на ее груди? Да, детка, — обратилась она к Сюзанне, которая от ненависти, смешанной со страхом, не могла вымолвить ни слова, — можешь одеться. С ним у тебя сейчас все равно уже ничего не выйдет, уж извини, а меня твои формы не прельщают. — Дайан ногой брезгливо подтолкнула к ней плащ. — Мои руки были на ее груди только потому, что я пытался ее оттолкнуть от себя, — попробовал оправдаться Эдам. — Интересные у вас игры! — фыркнула Ингрид. — Это не игры! Дайан, послушай меня! Я не знаю, что на вас всех сегодня нашло! Одна приходит ко мне якобы от Итена и обнажается, а потом пытается на меня залезть, вторая наотмашь бьет по лицу розами. А тут еще ты, Ингрид! — Ага, значит, она — первая, а я — вторая? Ты решил завести себе гарем? Кого еще планируешь взять? — Ну что ты придираешься к словам! Дайан, пойми, между нами ничего не было! — Охотно верю, я ведь вам помешала, приношу свои извинения. — Не ёрничай! — Эдам схватился за голову. — А я и не ёрничаю, я довольно спокойна для женщины, которую раз в год предают любимые мужчины. — Я тебя убью. — Эдам со злостью посмотрел на Сюзанну. — Не грози бедной девочке, каждый живет, как может и чем может. Сам же мне это год назад говорил, объясняя, почему Сью спит с Итеном. Я одного никак не могу понять: если год назад ты ее так ненавидел, то почему сейчас решил с ней переспать? — Да не спал я с ней! — Эдам подошел к Дайан и грубо схватил ее за плечи. — Дайан, услышь меня! — Один раз я услышала. Помнишь, в Лондоне? И что я получила взамен? Еще одного Итена? — Не сравнивай меня с ним. — А чем вы различаетесь? — Я, по крайней мере, не спал с ней. — Да, действительно, прости, что помешала. Ну так все еще впереди. Ингрид, ты спрашивала, хороший ли он любовник. Отвечаю: хороший, даже очень. Мне нравилось. Я думаю, Сюзанне тоже понравится. — Дайан, прекрати этот балаган! — закричал Эдам. — А почему это я должна прекратить?! Я очень даже спокойна, это вы по очереди орете. Ты и твоя подстилка. Какую роль ты ей пообещал? Надеюсь, не в Лондоне? Я бы тебе не советовала, там меня помнят слишком хорошо. Вам бы подошли мусульманские страны, там разрешено многоженство. Ты ведь этого хочешь? — Я тебе уже в третий раз повторяю: я не спал с Сюзанной. — Я не могу быть в этом уверена. Вдруг ты предашь меня снова? — Почему я смог тебе поверить на слово, что ты не спала с Колфилдом, а ты мне не можешь поверить? — Так ты, значит, все это время думал, что я… Дайан резко развернулась и пошла к двери. Ингрид поспешила за ней. Уже в дверях Ингрид обернулась и бросила: — Эдам, ты идиот! Я не знаю, как ты будешь это исправлять. — Никак, — огрызнулся он. — Если она мне не верит, почему я должен верить ей? — Идиот! — только и повторила Ингрид. Она догнала Дайан на улице. Дайан высматривала такси. — Надо было все же заключать пари. Ты бы выиграла, — сказала Дайан. — Прекрати! Это глупо. — Сегодня все просят меня прекратить. А я, может быть, впервые в жизни сказала честно то, что думаю. — Хорошо сказала. Особенно букетом роз. Язык цветов. — Ингрид хихикнула. Дайан тоже невольно улыбнулась — уж больно смешно выглядела Сюзанна, когда она облила ее водой. — Надеюсь, ты не сердишься, что я испортила твой букет? — Нет. Он пошел на благое дело. — Да, Ингрид, общение с тобой мне явно вредит. — Почему это? — Я как вспомню, что говорила в кабинете Эдама, так мне сразу же становится жутко. Это могла бы сказать и сделать ты, а не я. Мне становится стыдно. — Перед кем? Перед Сью, что ли? — Нет, перед тобой. Дайан не стала добавлять, что ей так же стыдно и перед Эдамом. Как бы сильно он ее ни обидел, она все же продолжала любить его. Наверное, будет любить всю жизнь. — Не зря меня мучили плохие предчувствия, — помолчав, тихо сказала Дайан. — Как ты любишь говорить, глупости какие! — Нет, судьба и так была слишком добра ко мне. Я ведь была счастлива все то время, что Эдам был рядом. — Судьба тут ни при чем. Ты сама делала себя счастливой. — Как же это? Может быть, у меня и сейчас получится, если ты объяснишь. — Дайан грустно усмехнулась. — Очень просто! — с жаром начала объяснять Ингрид. — Ты была счастлива, потому что любила и была любима. И сейчас я не вижу проблемы, чтобы тебе быть счастливой: ты его все равно любишь, это же видно, и он тебя любит. Они сели в такси и некоторое время ехали в молчании. — Это я виновата, — неожиданно заявила Ингрид. — В чем это? — поинтересовалась удивленная Дайан. — В том, что вообще обратила внимание на эту проклятую записку, что передала ее! — Было бы гораздо хуже, если бы я не знала. Так что все, что ни происходит, все к лучшему. — Это, наверное, из-за того, что я ляпнула, будто у меня нехорошее предчувствие, ты так волновалась. — Как я люблю говорить, — глупости! — Дайан ободряюще улыбнулась Ингрид. — И вообще, это ты меня должна успокаивать, а не наоборот. — Хорошо, я тебя успокою. Когда ты планируешь мириться с Эдамом? Я готова вновь помочь вам. — Никогда. — Почему? Ты не любишь его? — Люблю, но после всего, что я сегодня видела и слышала, я не хочу больше его знать. И точка. — Но, Дайан, я уверена, что он не изменял тебе! И, скорее всего, даже не собирался! — Пойми, Ингрид, я могу простить даже измену, но я не могу простить те слова, которые он мне сказал. — Но он сказал их сгоряча, не подумав! Я уверена, что на самом деле он уже давно забыл обо всех своих подозрениях, даже если они и были. — Если бы забыл, он бы не сказал о них ни слова. — Дайан, тебе все же стоит поговорить с ним, когда вы остынете. К тому же даю историческую справку: он решил попытаться завоевать тебя, когда ты заявила, что между тобой и Итеном ничего не было. Помнишь, когда ты пропала на неделю? — Ингрид, а разве то, что было тогда, имеет значение сейчас? Сказав, что все это время подозревал, что я была близка с Колфилдом, он предал даже не меня, а нашу любовь и наше доверие. А это даже страшнее измены. Я не смогу его простить. Никогда. — Еще одна идиотка на мою голову! — простонала Ингрид. 15 Дайан упаковывала чемоданы. Ингрид сидела на кровати в спальне дядиного дома, куда временно пригласила жить подругу, пока она не решит, как будет жить дальше. Правда, уже в первый вечер Дайан решила, что вернется в Лондон. У нее там остались друзья, готовые помочь ей в сложную минуту. Но Ингрид настаивала, чтобы подруга осталась в Нью-Йорке, попробовала вновь поговорить с Эдамом и окончательно выяснить отношения. — Дайан, еще не поздно передумать, — вновь попробовала она заставить подругу изменить решение. — Прости, Ингрид, я знаю, что тебе не хочется меня отпускать, но ничего поделать нельзя. Я должна ехать. — Я не понимаю зачем. — Потому что я вновь должна попытаться начать новую жизнь. — Я думаю, что ты уже начала новую жизнь, нашла любимого, вернулась на родину, что тебе еще надо? Дайан грустно покачала головой. — Да, Ингрид, я все это нашла, но тут же потеряла. Да я и не начинала новую жизнь, ведь Эдам — осколок моей прежней жизни. Я не должна была позволять себе любить его. — И ты бы могла заставить себя не любить его? — Легко, если бы в первое же свидание попросила уйти и не беспокоить меня. — Неужели ты думаешь, что ты не любила его до этого дня? — Думаю, что не любила. Он был мне дорог как друг, но если учесть, как мы расстались… Я вообще удивляюсь, как я все же пошла показывать ему Лондон! — Насколько я поняла, вы и переспать успели в первый же день. А это совсем на тебя не похоже. — Откуда ты знаешь? — У меня свои источники информации. — Ингрид, выкладывай! Я тебе не говорила. Это Эдам сказал? — С чего бы он стал мне рассказывать о вашей интимной жизни? — Как же ты узнала? Ну, Ингрид, мне же интересно! — Очень просто. Ты была так занята своей любовью, что, вероятно, уже забыла, как позвонила мне на следующий день после вашего свидания. В трубке я слышала, как Эдам спрашивает, где он может взять полотенце. Так как звонила ты поздно вечером, по лондонскому времени, я предположила, что вы вместе. А если мужчина и женщина остаются вместе ночью, а потом начинают встречаться, можно смело делать выводы. — Ничего подобного! Мы просто промокли под дождем, и я предложила Эдаму зайти ко мне обсушиться. — Не пытайся меня обмануть! Ты уже проговорилась. Так что я точно знаю: это была страсть. Может быть, мне, для того чтобы помирить вас, пригласить пожарных с брандспойтом, чтобы вы вновь вымокли? — Нет, Ингрид, это не поможет. Между нами все кончено. — Только не говори, что ты даже не поговоришь с ним перед отъездом! — О чем мне с ним говорить? — О том, что вас связывало. — Не уверена, что он захочет прийти меня проводить. — Дайан, ты же мне обещала, что позвонишь ему и скажешь, что уезжаешь! Я даже дала слово ему не звонить! — Спасибо, что сдержала обещание. — Но я сделала это в надежде, что ты сдержишь свое. — Прости, но я не смогла. — Ай! — Ингрид махнула рукой. — Почему люди не понимают, когда упускают свое счастье? Ладно, не буду тебе мешать собираться. Пойду займусь делами. — Хорошо. Я тебя позову, когда буду готова, чтобы мы могли с тобой попрощаться. — Договорились. Ингрид вышла из комнаты. Дайан расстроенно посмотрела на раскрытые чемоданы. В последний раз, когда упаковывала их, она была счастлива. А теперь все ее счастье разлетелось, как осколки зеркала. Дайан упала на кровать и зарыдала. Она понимала, что, если уедет сейчас, больше никогда не вернется. Она оплакивала свою жизнь, которая казалась ей неудавшейся, и свою любовь. — Ну почему они меня всегда предают?.. — прошептала она, захлебываясь рыданиями. Дайан решила ехать в аэропорт одна. Она боялась, что разрыдается, прощаясь с Ингрид и со всем, что ей было дорого. Она не боялась улетать в Лондон. Там ее уже ждали друзья. Эмили Брук предложила Дайан комнату в своем доме, пока она не подыщет квартиру, а Эдгар обещал найти работу, как только Дайан прилетит. Может быть, она даже согласится на предложение Филиппа. Ведь надо же ей когда-то выходить замуж и рожать детей. А Филипп любит ее и даже не хочет знать, почему она вновь в спешке покидает Нью-Йорк. Но что-то помешало Дайан сказать «да» Филиппу, когда они в последний раз созванивались, чтобы уточнить рейс, которым полетит Дайан. Она была ему благодарна за все, что он для нее сделал и собирался сделать в будущем, но боялась сделать его глубоко несчастным, согласившись выйти за него замуж. Дайан с тоской смотрела на город, который приехала покорять больше десяти лет назад. И ведь она покорила его! А теперь ее ждал Лондон. Солнечный Лондон, в котором живут люди, готовые протянуть ей, отверженной и растоптанной, руку помощи. Дайан улыбнулась уголками губ, представив, как Эмили вновь примется сводить ее и Филиппа, тем более что теперь сделать это будет намного проще. Она подумала о том, что подруги у нее как на подбор: Эмили попыталась подобрать ей пару, Ингрид же более преуспела в этом деле. Дайан невольно начала сравнивать Эдама и Филиппа. Но тут же постаралась себя остановить, потому что понимала, ни один мужчина ей по-настоящему не принадлежит, да и не может она их сравнивать, даже просто из интереса. Ингрид уже успела заметить, что Дайан ни разу не сказала ничего плохого об Эдаме. Да и что она могла сказать? Она ведь по-прежнему любила его. Любила даже за те страдания, что перенесла. Дайан чувствовала, что, перенеся их, стала старше и мудрее. Объявили посадку на лондонский рейс. Дайан поспешила к контролю. Она хотела как можно быстрее улететь, чтобы не сорваться и не помчаться обратно в Нью-Йорк. К Эдаму. Она загнала поглубже твердый комок, часто появлявшийся в горле в последние дни, и подала документы и билет на контроль. Девушка — сотрудница авиакомпании — странно посмотрела на ее документы, вежливо попросила Дайан подождать и по внутренней связи вызвала кого-то. Дайан заволновалась. Она знала, что ее документы в порядке, ведь срок ее визы еще не истек, и она могла свободно лететь в Англию. Что же такое произошло? Неужели она не сможет сегодня улететь? Дайан так разволновалась, что не заметила, как к ней подошел полицейский. — Мисс Дайан Сегер? — скорее утвердительно, чем вопросительно произнес он. — Да, что-то случилось? — Лейтенант Киллс, — представился он. — Прошу вас следовать за мной. — Но мой самолет улетает через двадцать минут! — Чем быстрее вы пойдете за мной, тем больше у вас будет шансов успеть на самолет. — Хорошо. — Дайан согласилась идти за ним, потому что понимала, что с представителями власти лучше не спорить. Тем более что она действительно еще вполне могла успеть на рейс. Они пришли в небольшую комнату, выкрашенную в серый цвет. Жестом полицейский предложил Дайан присесть на жесткий стул. — Что случилось, мистер Киллс? — Лейтенант Киллс, мэм, — поправил он ее. — К нам поступило сообщение, что вы пытаетесь незаконно вывезти из страны драматическое произведение, которое, простите, что я употребляю такие слова, выкрали у своего продюсера мистера Хоули. — Я у него ничего не брала. И о каком произведении идет речь, не имею ни малейшего понятия. — Боюсь, нам придется проверить ваш багаж. Вы должны присутствовать. — Проверяйте, конечно, но только, если это возможно, быстрее. Я бы хотела успеть на рейс. Меня будут встречать в Лондоне друзья, они могут волноваться. — Конечно-конечно, мы постараемся произвести обыск как можно скорее, — успокоил ее лейтенант. — Через несколько секунд принесут ваши чемоданы. В комнате воцарилось напряженное молчание. — А… вы уверены, что именно мистер Хоули обвинил меня в краже? — несмело поинтересовалась Дайан. — Нет, он назвал вас среди подозреваемых. А так как вы должны были улететь, мы постарались задержать вас. — И вам это удалось. — Дайан вымученно улыбнулась. — Спасибо, — без тени улыбки ответил ей лейтенант Киллс. — Это наша работа. Чурбан, зло подумала Дайан. А Эдам тоже хорош! Надо же, потерял где-то сценарий, а из-за того, что мы поссорились, обвинил меня в его краже! А Ингрид еще пыталась заставить нас встречаться вновь! Нет, раз он мог клеветать на меня, это значит, что и изменить мне ему ничего не стоило. Дайан почувствовала, как на глаза набегают непрошеные слезы. Она постаралась не дать им волю. Ей не хотелось, чтобы полицейский видел, как она плачет, а то еще решит, что ей страшно. Гордость вновь пришла на помощь Дайан, она смогла сдержать слезы. Лейтенант Киллс, который ее привел в эту комнату, то и дело тревожно посматривал на дверь. Дайан подумала, что он чего-то ждет. И буквально через несколько секунд дверь распахнулась и в комнатку заглянул полицейский. Он знаком попросил Киллса выйти. Лейтенант извинился, попросил Дайан еще немного подождать и вышел. Она раздраженно встала с неудобного стула и подошла к зеркалу. Оттуда на нее смотрела изможденная, усталая женщина, которая выглядела старше своих лет. — Эдам, Эдам, что ты со мной сделал! Дайан вспомнила, как год назад Ингрид показала ей в зеркале такое же отражение. Тогда рядом с ней была подруга, которая почти насильно вытащила ее из апатии и депрессии. Теперь она должна справиться сама. Дайан закрыла глаза и прислонилась горячим лбом к холодной поверхности зеркала. Она скорее почувствовала в комнате чье-то присутствие, чем услышала. Дайан обернулась, ожидая, что лейтенант Киллс наконец-то принес ее вещи для досмотра. Перед ней стоял Эдам. В его руках были белоснежные лилии. Дайан почувствовала, как из-под ног уходит пол. Голова ее закружилась, и Дайан поняла, что падает. Сильные руки, теплые и ласковые, подхватили ее. — Дайан, милая, родная, что с тобой? Тебе плохо? — В голосе Эдама звучал страх за нее и бесконечная, как океан, любовь. — Нет, сейчас все пройдет. Что ты здесь делаешь? — Приехал, чтобы вернуть тебя. — А как же рукопись? — Не было никакой рукописи. Ингрид слишком поздно позвонила мне. Я боялся, что не успею в аэропорт. А у продюсеров есть связи и в полиции. Так что я сделал все, чтобы не дать тебе улететь. — Зачем? Так бы всем было лучше. — Неправда. Ты сама не веришь в то, что говоришь. Я люблю тебя, Дайан. А ты любишь меня. Мы бы не смогли прожить друг без друга и дня. — Но как же мы сможем жить вместе после всего, что произошло между нами? — Дайан, мне так стыдно за те ужасные слова, что я тебе сказал! Я никогда не думал, что ты была близка с Колфилдом. Я сказал это только потому, что твои слова жгли меня сильнее, чем раскаленные угли. Я тоже захотел сделать тебе больно. Это ужасно. Прости меня, Дайан, если сможешь. Прости и поверь: я никогда не изменял тебе. Даже в мыслях. Я люблю тебя. — Эдам, я и не думала, что ты мне изменил! Я даже была уверена, что между тобой и Сюзанной ничего не было. — Тогда почему же ты ушла от меня? — Потому что ты меня обидел, обидел так, что я не знала, заживет ли эта рана. — Я думаю, мы должны вместе лечить наши раны. Ты сможешь простить меня? — Да, я думаю, где-то в глубине души я уже давно простила тебя. Я так люблю тебя, что готова простить тебе все. — Дайан еще крепче прижалась к его сильной груди. — Я никогда не обижу тебя, никогда. Эдам припал к ее губам, и Дайан с готовностью ответила на его поцелуй. Она только сейчас поняла, что пыталась бежать именно из-за того, что боялась встретиться с Эдамом, боялась того, что не сможет сдержать своей любви, что все ему простит и тогда он вновь сможет сделать ей больно. Но ведь не делает больно только тот, кто равнодушен. — А разве ты не посмотришь карточку, которую я придумал для этого букета? — спросил ее Эдам, когда они наконец смогли оторваться друг от друга. — А она там есть? — Конечно! Это же наша традиция! Дайан начала искать среди лилий маленький прямоугольник белой бумаги с золотым тиснением. Ее руки дрожали, Дайан чувствовала, что сейчас должно произойти что-то, что навсегда изменит ее жизнь. Наконец она смогла вытащить записку. «Выходи за меня замуж!» — было написано в ней. Рука Дайан, зажимающая записку, бессильно упала. — Почему ты молчишь? Ты не хочешь стать моей женой? — хриплым от волнения голосом спросил ее Эдам. — Я… Я боюсь. Скажи мне, Эдам, это будет навсегда? На всю жизнь? — Дайан, я любил тебя так много лет, что вправе сказать: ты — любовь всей моей жизни. Неужели ты думаешь, что я смогу разлюбить тебя тогда, когда наконец добился тебя? — Эдам, я так люблю тебя! — Дайан плакала от счастья, которое переполняло ее. — Так да или нет? — Да!